Я уже с ног падал, все тело ныло, нервы были на пределе, словно я лично присутствовал при казни и видел агонию солдат; заплатив по счету, я поднялся, занималось утро, ладно, к черту все ужасы, пора двигать на работу.
— У меня две хорошие новости, — сообщил Виктор, — мы теперь на одном участке, и мамаша не подала рапорт. Вчера они долго обсуждали этот вопрос, и она решила, тебя помиловать.
Я был рад видеть его, рад, что теперь не одинок, здорово, говорю, просто класс, good news [71], так сказать, несмотря, на мороз, я чувствовал себя лучше, утром в парке было безлюдно, и мы брели, строя планы на будущее: его виды на спортивный магазин обретали ясность, а для меня первостепенной задачей было организовать фирму, хотя в глубине души я знал, что ничего, не выйдет, слишком много препятствий, безнадежно. Только мы собрались пообедать, глядь, на всех парах бежит другой смотритель, тебя там спрашивают из полиции.
— Ну что, — спросил Тулузец, — адаптируемся?
Это никогда не кончатся, подумал я, это как бесконечное падение в зловонную пропасть. Они ездили в Лилль к адвокату, и поскольку тот не желал признавать факты, им понадобился я.
— Как это? Мы же договорились, что я не буду давать показаний.
Легавый пожал плечами, мол, ничего не поделаешь.
— Понимаешь, этот адвокат нас достал, нужна очная ставка.
С полицией не поспоришь; старшего смотрителя не было, и я оставил записку: «Вызван в комиссариат как свидетель вооруженного ограбления». В машине инспектор объяснил, что в любом случае они уже получили добро от прокурора, так что, хочешь — не хочешь, подчиниться придется. По дороге он рассказал мне о судьбе моих дружков: тот, что с ампутированной ногой, пока в больнице, а второй повесился в камере Флери.
—Чего удивляться, у них СПИД, им все по фигу.
Я думал, что ослышался.
— Что… он умер?
Да, удавился, умер, но ведь ребята попали за решетку; теперь понимаешь, какой это стресс, так что лучше завязывай.
В тюрьме клоун покончил с собой, помнишь, маленький Гастон?
В отделении стоял характерный запах табака и казенщины, сначала я повторил свои показания, сколько было ездок в Лилль, при каких обстоятельствах, количество сделок, потом привели адвоката, и у нас состоялась очная ставка, он имел жалкий вид — небритый, с потерянным взглядом, говорит, вы что, смеетесь, впервые вижу этого человека, но мне было по фигу, он никогда мне особенно не нравился, я вспомнил, что сказал старик в зале суда: как прижимать простых людей — они орлы, и тогда я выложил все. Значит, вы меня не знаете, а как же это, а это, а еще у вас есть квартира, куда вы баб водите, в старом городе, — выстрел наповал, по-моему, даже легавые не ожидали. Сдавать — занятие, не хуже прочих, труден только первый шаг.
В работе смотрителя парка был один плюс — я снова начал писать. Шли бесконечные дожди, и, несмотря на контрольные проверки старой коровы, мы ухитрялись проводить немало времени в нашей сторожке; сначала я читал, детективы и все, что попадалось под руку, потом в один прекрасный день купил тетрадь, без всякой причины, все это чтиво на три четверти было макулатурой, я бы мог сварганить кое-что получше, вот и начал писать роман — «Такие славные ребята», — про пятерых ВИЧ-инфицированных наркоманов, которые берут разных людей в заложники и заражают их, чтобы привлечь внимание прессы к своей судьбе.
Следующую ночь после пожара я провел в гостинице, но потом пришел в себя, в сущности, произошла самая обычная вещь — короткое замыкание, до нынешнего дня мне ни разу не являлись привидения, так что я вернулся в Щатильон, вооружившись на всякий случай газовым баллончиком и большим кухонным ножом, осторожность все-таки не помешает.
Жизнь моя потихоньку входила в свои берега, хозяева повесили здоровенный замок на ворота; теперь я проникал в дом через соседский сад, воду отключили, но, слава богу, электричество оставили, я установил в спальне небольшой радиатор, то, что несколько месяцев назад казалось нам райским уголком в прекрасном состоянии, теперь напоминало обычную халупу, грязную и унылую. Ночью меня преследовали жуткие кошмары — то Александр, облаченный в римскую тогу, бросал нас с Мари-Пьер на съедение львам, то Жоэль пытался расстрелять меня из автомата.