— У него есть даже фотографии Иисуса, — добавил Уголок, — сам понимаешь.
Надеюсь, они с автографами. Ты хотел, чтобы я сам все увидел, ну, так мне все ясно, поехали, — но сказать это я не успел, Жиль меня опередил:
— Погоди, я прекрасно знаю, что ты думаешь, но послушай: мы с ней договоримся, она задержит поляка у себя как минимум на полчаса, может, дольше, он любит это делать не спеша, запасной ключ у него под задним крылом, мы угоняем грузовик, тридцать тонн мяса, — если оптом по полтиннику за кило, считай, сколько выходит?
Я немного помолчал, соображая.
— Полтора миллиона франков.
— Так, — сказал Жиль. — Делим на три, сколько получается?
Получалось по пятьсот штук. Надо признать, цифра была внушительная.
— Ну что, — спросил Уголок, — как вы на это смотрите?
С тревогой ожидая моего приговора, он даже на «вы» перешел.
— Трогай, — сказал я Жилю. — И поезжай к воротам на максимально позволенной скорости.
Он подчинился, я засек время и стал следить за секундной стрелкой на часах.
— Здесь всегда можно быстро выехать или бывают заторы?
— Около полуночи тут свободно. Всегда.
Я говорил спокойно, каждый момент следовало обдумать хладнокровно; Жиль напустил на себя серьезный вид, Уголок тоже, я прямо чувствовал себя Паркером [34] в начале старого романа.
Путь до ворот занимал семь минут.
— Продолжим?
С запасом, считай, десять, плюс пять минут, чтобы взять ключ, значит, остается пятнадцать, чтобы укрыться в безопасном месте.
— Ну, выехали мы с рынка, куда дальше?
Уголок глядел на меня испуганными глазами, Жиль немного выждал.
— Пока мы продумали только первую часть плана, потому тебя и привлекли.
Мне было необходимо обмозговать все в спокойной обстановке, и мы поехали обратно в Париж.
— Ну, все-таки, как вы думаете, это осуществимо? — спросил Уголок перед тем, как вылезти.
Жиль закурил сигарету, я прокашлялся и ответил:
— Пока не могу сказать ничего определенного.
Мы оставили его с разбитыми надеждами; перво-наперво, объяснил я Жилю, надо как-то обезвредить этого кадра, с ним мы окажемся не на Рюнжи, а в казенном доме,
— Мне ли не знать, по сто восемьдесят шестой сядешь как миленький, — согласился он.
Вот это уже здравый взгляд на вещи. Жиль перешел к делу:
— Нет, серьезно, думаешь, это реально?
— Пятьдесят на пятьдесят.
Главное было за четверть часа спрятать грузовик в укромном месте, пока легавые не объявят его в розыск; и еще найти покупателя.
— Ты ищешь укрытие, — сказал я, — а моя забота — клиенты.
Он обещал решить этот вопрос и высадил меня у Северного вокзала.
— Не забудь, завтра переезжаем, я уже звонил, самое позднее в полдень, если опоздаешь, вычту из твоей зарплаты.
Поднимаясь к себе, я изо всех сил пнул ногой по двери старухи — плевать, что четыре часа утра, — потом растянулся на кровати и уставился в потолок: это была моя последняя ночь в комнате над баром «У Мориса».
Сон все не шел, и я снова прокрутил в уме путь от стоянки до ворот; шансы у нас есть, только если шофер не кончит раньше времени, если ключ будет на месте, если на выезде не устроят внезапный шмон, если я найду покупателя… слишком много если, но я почувствовал кураж: двести-триста штук одним махом — примерно столько мне останется за вычетом расходов и долей других участников, — только кретин откажется от такого куша. Постепенно мои мысли понеслись дальше, к текущим делам: например, мне надо было как можно быстрее съездить в Гавр; потом я вспомнил о дружке Жиля, который был уволен за пьянство, о старухе снизу, о Саиде, — если подумать, счастливых людей на свете не так уж много; интересно, беременна ли Мари-Пьер, я никогда всерьез не мечтал о ребенке, что я ему скажу: твой папаша — вор, он угоняет фуры с рынка Рюнжи, а кроме того, спелся с одним полицейским и вместе с ним лихо обчищает портовые доки? Но я принял решение: к тому времени, когда мой сын начнет все понимать, я уже давно буду нормальным бизнесменом. Уверен, организовать что-то наподобие нового «Адажио» не так уж и сложно. Это лишь вопрос расширения рынка.
Постепенно мною овладел сон: мне снилось, будто огромный шар поднимает меня в небеса, где царят спокойствие и благодать; паря в вышине, как блаженный, не имея понятия ни где я, ни куда лечу, я подумал: никогда еще мне не было так хорошо и вольготно, а в следующее мгновенье все вдруг исчезло, я свалился в груду камней на крутом склоне какой-то горы и услышал громкий голос: эй ты, чего там, дрыхнешь, что ли?
Было уже без пятнадцати час, и Жиль барабанил в мою дверь.