В ноябре ты можешь прийти опять, тогда все как условлено или судя по обстоятельствам. Тысяча нежных имен и слов! — — — — — — — — — — — — — — — — — —
№ 11. [31 октября 1799]
Мое предчувствие, что ты сегодня перепутаешь календарь, меня не обмануло, потому что сегодня только последний день месяца[383]. — У меня сейчас все опять хорошо, а до этого я болела, мой милый. В тот день, когда ты в последний раз проходил мимо, у меня случилось нечто вроде простудной лихорадки с такой сильной головной болью, что я несколько дней пролежала в полной неподвижности. Я приняла свое обычное лекарство (рвотное), а также хину, но болезнь продолжалась более двух недель. Я только благодарила небо, что до твоего прихода еще много времени, и желала поправиться только к этому дню. Как много я о тебе думала и чувствовала себя рядом с тобой, не могу тебе рассказать. Когда я по вечерам лежала в тишине и одиночестве (потому что не хотела, чтобы кто-нибудь был подле меня), моя живая фантазия рисовала мне тогда наши прошедшие дни так прекрасно, особенно благословенные часы нашей первой, совсем юной любви, когда ты однажды сказал: «О, если бы счастье могло продлиться хоть полгода!».
— — — — — — — — — — — — — — — —
Когда это нежное, неземное чувство вновь вставало перед моим мысленным взором с такой силой, на меня нападала тоска, и тогда я начинала думать, что, если бы ты был здесь, я бы сразу поправилась. И я ломала себе голову, неужели невозможно сделать так, чтобы в реальном, действительном мире мы могли с тобой видеться обыкновенным, естественным образом. И, когда я засыпала, мне снилось, что я встречаю тебя у кого-то в гостях, на прогулке. Я видела, как ты взбегаешь по нашей лестнице, непринужденно, как прежде, и я открываю тебе дверь. Мы были вместе, не испытывая страха, с легким сердцем, и мои глаза с радостью глядели в твои. Когда я просыпалась, я чувствовала теплое волнение в груди, и на несколько часов мне действительно становилось лучше. Но потом это состояние духа проходило, и я уже не помнила о нем. Я чувствовала живо, что без тебя моя жизнь вянет и медленно угасает, и в то же время я знаю с очевидностью, что каждый шаг, который я могла бы предпринять, чтобы увидеть тебя тайком и с опаской, обернется для меня такими последствиями, которые будут стоить мне здоровья и спокойствия. Я почти готова надеяться на чудо, ибо не могу себе вообразить, как нам с тобой увидеться, а только об этом я и мечтаю каждый день. Но только без страха, беззаботно, как в первые дни нашей любви. Мне стало гораздо лучше в последние несколько дней, потому что теперь я опять осталась одна. Я опять переехала в свою старую комнату, где мне легче будет выбрать спокойный час. для письма. Я смогла навести вокруг себя некоторый порядок, и на окне у меня множество цветов[384], которые одни лишь теперь меня радуют. Потому что даже твоих милых стихов и писем я едва смею касаться, они слишком меня тревожат.
Как ни сильна во мне потребность узнать что-либо определенное о твоем положении, я все-таки опять не знаю, как я смогу сегодня что-нибудь получить из твоих рук. Если ты сочтешь необходимым и правильным сделать утром так, как мы условились в последний раз, то пусть знаком для меня будет твое отсутствие в 10 часов. В следующий четверг вечером я могла бы подойти к окну внизу (потому что у нас в нижних комнатах будет большая стирка), в половине девятого люди уходят, и я могу сойти проверить. Я тут придумала так: если я тебя замечу, я спущусь вниз, а ты будь крайне осторожен. Если я не приду, значит, это невозможно и тебе придется прибегнуть к единственному способу — передать мне письма через кого-нибудь.
Я очень хотела бы сказать тебе кое-что о твоем будущем поприще — если бы только я лучше знала твои нынешние идеи. Если судьба призывает тебя на благородное дело, что ж, следуй ей. Но одно советую я тебе и от одного предостерегаю: не возвращайся туда, откуда ты бежал в смятении чувств, чтобы укрыться в моих объятиях. — — Должна только сознаться тебе, меня несколько обеспокоило, что ты пишешь, что при некоторых обстоятельствах ты последуешь совету и суждению Шиллера[385]. Не попытается ли он вновь призвать тебя к себе? — — И не поддашься ли ты на его льстивые призывы? — Если бы так случилось, о! Вспомяни тогда любовь и ее неисчислимые мучения! — — — — — — — — Как хочу я хоть раз еще вновь побыть с тобой, мой милый, добрый, желанный! — Прости мне, дорогой, что я говорю это так открыто. Только чувствуя тебя, видя перед собой твой образ, я ощущаю всю полноту моего сердца. Я часто удивляюсь сама себе, что я, давно уже вступившая в возраст благоразумия, кажусь себе такой молодой. И тогда я думаю: лучше быть жертвой любви, чем жить дальше без нее. Кто знает, как еще все может обернуться, дороги судьбы темны. — Только не будем никогда кривить душой перед любовью, будем всегда правдивы друг с другом! Да к чему эти слова! Потому что, если бы мы не были такими, мы бы уже давно не любили. Доверие к любви, которую благая Природа вложила нам в сердце, чтобы дать ей созреть там во имя своих высших целей, остающихся для нас, близоруких созданий, загадкой, но которая привита глазком к чему-то большому, что чувствует нас, и взыскует нас. Оно не способно дать пищу никакому недостойному чувству. И эта вера хранит от всех зол зараженного мира.
383
385