Ну, тут было все понятно. Он будет до последнего отрицать свое соучастие в хищениях.
— Что тут происходит? — это подошла Белокрылова. Как и всегда, она хранила каменное выражение лица. А как еще разговаривать красивой женщине с мужиками, привыкшими к тяжелой физической работе? — Что за крики?
Вадик указал на меня.
— Этот ваш мошенник только что обвинил меня в хищениях золота. Я буду жаловаться на вас.
Белокрылова вопросительно посмотрела на меня.
— Да, это так, — подтвердил я и указал на Вадика. — Посмотри только на его холеную физиономию. Да он тут с каждой драги имеет неучтенный прибыток. Хотел бы я оказаться на его месте!
Ну все, это было слишком даже для начальника охраны. Он кинулся на меня и только подбежавшие Аксаков и Терехов спасли меня от избиения.
— Ну, хватит, — сказала Белокрылова. — Что за детский сад вы тут устроили? Пойдем, нам надо поговорить. И спокойно, без эмоций.
Вместе с руководством прииска мы переместились в один из домиков, где располагалась администрация прииска. Нам выделили отдельный кабинет, где можно было поговорить с работниками.
Туда же должны были привести тех старателей, кто сегодня работал на драге номер сто двенадцать. Той самой, где ковша увешали ловушками для золота. Но сначала мы поговорили с начальником прииска и охраны.
Мужики разговаривали с Белокрыловой, то и дело сердито поглядывая на меня. Я пока что сидел в сторонке и молча наблюдал за их поведением и реакциями на вопросы. Через полчаса уже все было ясно.
Чекунов ничего не знал о хищениях золота. Он сердился из-за того, что его подозревали в краже. В любом случае, карьера начальника уже обречена. Вряд ли ему простят кражу такого огромного самородка с участка.
А вот Вадик, как выяснилось, по фамилии Шалфеев, наверняка был замешан в этом. Он знал о хищениях и покрывал их. Вот только непонятно, знал ли он о краже самородка Музеевым.
Реакции начальника охраны были неоднозначные. Ясно только одно, что он ни за что не сознается сейчас в кражах. Да и доказать это будет очень трудно. Тут нужен другой человек. Свидетель.
После этого привели смену рабочих. Тех, кто сегодня трудился на драге. Трое работяг. Милованов, Аверьянов и Данилов.
Все похожи друг на друга, как братья-близнецы. Среднего роста, с недельной щетиной. Лица загорелые от длительного пребывания на свежем воздухе. Хотя Милованов повыше остальных.
Носы красные, хотя не от алкоголя, а от холода. Маленькие глазки, толстые выпяченные губы. Руки черные от работы с землей, под ногтями темные полоски.
Мы допрашивали их по очереди. Чекунов и Шалфеев хотели присутствовать при разговоре, но я сделал знак Ане и она непреклонно сказала:
— Будет лучше, если сначала мы переговорим с ними с глазу на глаз.
Директору прииска и главному охраннику пришлось повиноваться. Они ушли, ворча, в свои кабинеты.
Первым мы поговорили с Миловановым. С самого начала я перехватил инициативу.
— Скажи, Коля, — сказал я старателю. Сначала надо проверить базовую линию поведения. — Ты давно здесь работаешь, уже не первый год, верно?
Старатель кивнул. Сидел на стуле скособочившись, неудобно. Смотрел на нас с подозрением.
— А до этого работал на Уралмаше?
Милованов снова кивнул. Потом спохватился и спросил:
— А как вы узнали?
Я указал на значок на отвороте его тулупа.
— А вот же. Памятный значок. Что-то там насчет юбилейной отливки тонны стали?
Милованов отвернул ворот, усмехнулся.
— А, вы про это? Да, десятимиллионная тонна стали. Как раз в том году получили. Было такое.
Он сидел довольный, улыбался. Но мы сюда не в игры играть приехали.
— Это ты поставил ловушки для золота? — спросил я тем же тоном.
Милованов перестал улыбаться.
— Нет, конечно. Я даже не знал о них! Духом не ведал!
Я посмотрел на него. Отлично. Работают те же самые мышцы лица возле рта и глаз. Никаких признаков лжи.
Кивнул Белокрыловой.
— Давай следующего. Этот чист.
Аня упрямо покачала головой.
— Вообще-то, это мне решать! А не тебе.
Я улыбнулся и снова кивнул:
— Ах да, точно. Я и забыл. Анна Николаевна, можете отпускать этого человека. Не будем терять времени. Он говорит правду.
Белокрылова поджала губы, но послушалась. Ей тоже не хотелось задерживаться на Колыме.
В кабинет зашел следующий старатель, Аверьянов. Но едва он уселся на стул, как я сказал:
— Минутку! — и выскочил в коридор.
Прошелся туда-сюда. Третьего рабочего, Данилова, нигде не было видно. Я заглянул на лестницу. Данилов и Шалфеев стояли рядом возле окна на лестничном пролете. Курили. О чем-то шептались.