Несмотря на то, что с каждым днем удавалось мыслить всё лучше и делать выводы быстрее, кое-что пока оставалось недоступным. Человеческая часть Бланша скучала по тому фантомному времени, когда могла строить десятки логических цепочек, ничуть не напрягаясь.
До глубокой ночи разум полнился размышлениями, а потому не было ничего удивительного в том, что ему явился сумбурный сон о последних событиях. В нем Бланш гулял вместе с Калебом, то и дело натыкаясь на дворцовых служащих, фрейлин и аристократов, и все они одаривали их недобрыми взглядами. В них смешивалось недоверие с презрением, но заворачивалось в обертку уважения. Это было отвратительно. Бланшу хотелось разогнать всех этих людей, чтобы они не расстраивали Калеба, но у него не оказалось такой возможности. Оставалось лишь терпеть и смотреть, как напряженные плечи юного императора каменеют, а взгляд наполняется упрямством и печалью, которые вытесняют некогда сияющие там радость и любопытство.
Бланш проснулся недовольным и расстроенным. Солнце постепенно поднималось из-за горизонта, освещая дворцовый сад, но пришлось прождать ещё достаточно много времени, пока ни пришел Йерн. Мужчина выполнил свою работу и вскоре вывел Бланша на улицу. Позже пришел Калеб в сопровождении верных охранников.
Бланшу показалось, что Калеб тоже выглядел подавленным, а охранники — напряженными больше, чем обычно. Впрочем, ничего особенного они не сказали. Прогулка прошла спокойно и буднично, чем ещё больше взволновала Бланша, ведь он чувствовал, что случилось нечто плохое. Болтливые охранники снова начали рассказывать истории, но в их трепе не оказалось ничего стόящего. В итоге, во время прогулки Бланш немного размялся, побегал, поиграл, полетал и погряз в переживаниях за своего человека. Когда его вернули в стойло, Калеб ушел, не оборачиваясь.
Как бы Бланшу ни хотелось узнать, что происходит — ничего не получалось. Он остался один на один с Йерном, а мужчина не имел привычки попусту болтать. К счастью, вскоре пришел другой слуга с мешком овса. Он поставил мешок и, воровато оглядевшись, тихо спросил:
— Слышал, что случилось вчера вечером? — его глаза загорелись от возбуждения, но Йерн лишь нахмурился.
— Мне не интересны пустые сплетни.
— Брось, это совсем другое, — поспешил заверить тот, и Бланш заинтересованно поднял голову. — Мальчишка-служка императора умер. Отравился, когда пробовал еду!
Йерн резко обернулся и посуровел. Животная часть Бланша испуганно вскинулась, заклекотала. Он поднялся на лапы и пошел к мужчинам, но те лишь смерили его взглядом, не восприняв всерьез.
— Глупости, — сказал Йерн. — Какой дурак подсыпет яд, когда всю еду Его Величества проверяют?
— Стражники шептались, что это не для убийства, а для устрашения, — сказал слуга, тараща огромные глаза и почти подпрыгивая от возбуждения. Бланшу остро захотелось клюнуть его в темечко. — Чтобы показать новому императору, что он недолго продержится на престоле. Он ведь не единственный наследник.
Йерн отвесил ему оплеуху.
— Тише, дурак! — рыкнул он. — Жить надоело? Зачем говоришь такое рядом со мной? А если решат, что мы хотим причинить вред Его Величеству? Убирайся отсюда и не смей больше со мной разговаривать.
Йерн схватил его за плечо и со всей силы толкнул так, что слуга едва не упал на мощеную дорожку. Потирая плечо, тот обернулся, зло сощурившись.
— Всё печешься о своей шкуре, а ведь должен ненавидеть этого пацана, — прошипел он. — Или радуешься, что снова получил тепленькое местечко? Сначала гиппогриф императора Корнелиуса, теперь этот… — он бросил полный ненависти взгляд на Бланша, и тот сделал несколько шагов, раскрывая крылья и угрожающе клекоча. — Опомнись, пока не поздно, и выбери правильную сторону.
— Кажется, у тебя снова проблемы со слухом, — сказал Йерн, краем глаза следя за Бланшем. — Моя единственная правильная сторона — это забота о гиппогрифах императорской семьи. Всё остальное меня не волнует. А теперь исчезни, пока я ни прибил тебя. Или пока с тобой ни разобрался кое-кто иной.