Сергей не отвечает. На его безусом лице, обожженном безжалостным солнцем и горячими ветрами, застыло какое-то детски-капризное выражение. Набрав полную горсть комков влажной земли, он бесцельно бросает их в одну точку.
Яша понимает, что и Сергей также очень устал, что он голоден, что его мучает жажда и такое же тупое, не стихающее, как зубная боль, желание курить. Сергей — еще совсем юноша, ему только семнадцать лет. Он обладает не по возрасту большой физической силой и завидной выносливостью. Но в характере его совсем нет выдержки, уравновешенности: он то смирен и доверчив, как ребенок, то ни с того, ни с сего на него находит непонятное упрямство, протест против всего окружающего и даже буйное озорство. В таких случаях никто в отряде не решается иметь с ним дела, и лишь сама начальница отряда может быстро и спокойно воздействовать на него, впрочем, это не мешает Яше и Сергею быть довольно близкими друзьями и коллектору держать по отношению к шурфовщику отечески-назидательный тон.
— Чего молчим-то? — снова спрашивает Яша. — Припухаем?
— Ты какие папиросы больше уважаешь, — осипшим голосом отзывается Сергей: — «Беломорканал» или «Казбек»? — и, не дожидаясь ответа, вздохнув, продолжает: — А я сейчас и от петропавловской махорочки не отказался бы... Свернул бы потолще да с мундштучком… Как мед! Нет, а все-таки, я погляжу, неавторитетную ты себе профессию выбрал: кормят «затирухой», курить нечего, шурфы, маршруты — ребро за ребро заходит... Дай одну папироску, сделай милость! Жалко?
— Чудак ты. Мы же с тобой вместе из карманов пыль вытрясали.
— Мы в Конотопе во время оккупации сухой мох с черносмородиновым листом курили — хорошо получалось, — вспоминает Сергей.
— Сколько же это тебе тогда лег было?
— Годов двенадцать или одиннадцать.
— И отец тебя не драл за уши?
— Он на войне был.
— А мать?
— Мать у меня под бомбежку попала.
— Понятно... С кем же ты жил?
— С дядей Гришей и с тетей Дуней.
Яша долго с сочувствием глядит на Сергея, начиная понимать теперь многие черты в характере своего приятеля. Сергей берет лопату, рассеянно разбивает ею ком глины, бросает лопату и неожиданно сообщает, порывшись в кармане:
— Я тут хрусталик нашел. Как все равно нарочно кто его отполировал! Интересно смотреть даже, под вид слюды.
Он извлекает из кармана прозрачный раздвоенный на одном конце кристаллик величиною с ноготь. Яша выхватывает его из руки Сергея.
— Во-первых, это не «хрусталик», а кристаллик, молодой человек. И не слюда совсем, а самый настоящий гипс, «ласточкин хвост». А во-вторых, ты где его нашел?
— Вон в том овражке, их там миллион.
— Что же ты мне сразу не сказал, чудак! Ведь ты же знаешь, что мы специально ищем эти «ласточкины хвосты»!
— Значит, забыл, — виновато признается Сергей.
— Забыл, забыл... Такие вещи помнить надо! Эти кристаллы нужны нам, как воздух: мы по ним стратиграфию устанавливаем. Какой ты все же неорганизованный человек, Сергей!
— Стратиграфию, — с усмешкой повторяет Сергей. — Я по-французски не понимаю. Это кора выветривания, что ли?
— Кора выветривания сама по себе, то белая глина. А стратиграфия означает возраст пород: палеозой, мезозой, кайнозой.
— А для чего их вам, эти самые «зои»? — ехидничает Сергей.
— Для того, что одни породы старше, другие моложе. В одних надо искать уголь, в других — нефть, в третьих, допустим, — боксит... Учиться тебе надо и в комсомол вступать.
— Я в ФЗО учился, — уныло бормочет Сергей.
— Учился да не доучился. Тебе бы давно пора у станка стоять, скоростником быть. Ну, показывай, где твой миллион «ласточкиных хвостов».
— Вон в том овражке, — указывает Сергей и берет лопату. — А я могу, допустим, на коллекторские курсы поступить? — спрашивает он.
— Конечно, можешь. Поработаешь коллектором и в техникум поступишь. Поговори с начальницей. Только ведь тебе наша профессия-то не нравится, кажется?
— Это я так тебе сказал, потому, что очень курить хочется. А когда человеку охота курить, он делается как чумовой. На коллекторские курсы я бы не думавши поступил.
Яша долго рассматривает у берега овражка выход красной глины, в которой, как осколки битого стекле, густо рассыпаны плоские кристаллики гипса. С этой породой он встречается впервые и знаком с ней лишь по описанию геолога Зайцевой, которая работала в этом районе лет десять назад.
— Типичный кайнозой, — говорит он, — все как по книжке! Вот бы сейчас нашей Марине Евграфовне показать!