Люди сразу притихли, когда Агу вынесла к кострищу малый родовой очаг и принялась разжигать костёр. Даже дети перестали бегать и визжать. Все с благоговением глядели, как на их глазах ширился и смелел огонь, с треском пожирая хворост. Однако люди знали, что огонь нужно держать в смирении, от обильной пищи он становился ненасытным и злым. Костёр разгорелся, над ним разложили длинные шесты с нанизанными кусками мяса. Родичи неотрывно глядели на мясо, глотая слюну. Нечасто в племени было столько сытной пищи, чаще оно довольствовалось кореньями и травами. Но никто не смел проглотить и кусочка, пока не позволит Агу. От мяса между тем пошёл до одури вкусный запах. Две матери рода поддерживали нужной силы огонь, то подкладывая хворост, то отодвигая его, если пламя сильно усиливалось. Агу безмолвно сидела на своём плоском камне. Гирр отметил, что в племени достаточно старух, но мало стариков: мужчины погибали на охоте и редко доживали до седин. Они сами должны были заслуживать право на долю у родового костра, а о матерях заботились дети — всё племя. «Но нужны не только сила и ловкость, которых не имели старики, — думал Гирр, — нужны опыт и мудрость. Потому южное племя так искусно и в изготовлении оружия, и в охоте, что бережёт не только матерей, но и отцов».
Агу резко встала и велела убрать вертела от огня. Женщины быстро выполнили приказание, а самый жирный кусок, поддев отточенной палкой, подали ей. Мать матерей опустилась на колени, обратившись к востоку. И люди рода тоже встали на колени, сложив руки на груди.
— Бог неба и духов, — громко заговорила Агу, — прими это мясо и усмири желающих нам зла в лугах, лесах, реках и озёрах, вели дарить нам удачу.
Багровый край солнца показался из-за горы, будто светило услышало голос старой женщины и приоткрыло глаз.
— Бог неба, — продолжала старуха, — добрые духи вернули мне сына, у нас много мяса, духи помогают нам, мы чтим их, похвали и ты. — Агу положила мясо на разостланную шкуру. — Иди к нашему костру, ешь с нами мясо, полюбуйся гибкостью наших женщин и искусством наших охотников.
При этих словах десяток молодых женщин и девушек встали в хоровод вокруг костра и пустились в дикий пляс, притопывая пятками, размахивая руками, изгибаясь и приседая, то бросаясь бегом, то переходя на осторожный шаг. И хотя каждая танцовщица по-своему исполняла танец, в нём были и единый стремительный ритм, и своеобразная привлекательность. Мужчины широко улыбались, их глаза перебегали с одной танцовщицы на другую. Особенно выделялась гибкостью движений и их выразительностью молодая девушка с пышными льняными волосами до бёдер. Женщины в танце изображали то поиск и сбор кореньев в траве или плодов и ягод на деревьях, то разжигание костра (складывали ладони у лица и раздували щёки), то поклонение добрым духам, то стремительный бег лани, то осторожную поступь лисицы. Они танцевали долго и азартно: первобытный человек ценил прежде всего неутомимость и выносливость. Солнце поднялось над горой в рост дерева, когда Агу подала знак и танцовщицы разом упали на колени, обратив лица и протянув руки к солнцу.
Наступила очередь Кри показать искусство мужчин-охотников. Он издал гортанный крик тревоги, и мужчины, знавшие женщин, прыгнули в круг с поднятыми копьями. Сначала они изображали набег вражеского племени, затем торжество победы над ним и погоню. Они прыгали и вертелись около костра, однообразно взмахивая топорами и копьями, делали страшные лица и вскрикивали. Покончив с врагом, встали в широкий круг в затылок друг другу и низко согнувшись, будто крались к добыче. Дойдя до условного места, метали копьё в шкуру, висевшую на дереве. Если копьё попадало в цель, зрители награждали охотника криками одобрения. Он получит лучший кусок мяса из рук самой Агу. Если копьё летело мимо или слегка касалось шкуры, зрители громко смеялись. Охотники между тем продолжали танец по кругу и, снова дойдя до отметки, стреляли в шкуру из лука.