Поскольку для блокады Ленинграда мобильных танковых войск не требовалось, 17 сентября они были отозваны с Ленинградского фронта. Стоявшие под Ленинградом войска оказались лишены танкового кулака. В самом Ленинграде было 30 советских дивизий (55-я и 8-я армии), которым и предстояло сдерживать 18-ю немецкую армию. Особенно упорными были бои в районе Колпино и Невской Дубровки. Поскольку финны не перешли своей старой границы, с востока Ленинград с Ладогой связывал 80-километровый коридор. Это позволило зимой создать «дорогу жизни», во многом благодаря которой осажденный город и выжил.
Вечером 8 ноября немецкие 12-я и 8-я танковые дивизии взяли Тихвин. Операция прошла настолько гладко, благодаря участию в операции закаленных в боях полков, что из Ставки запросили у командования корпуса, возможно ли наступление на Вологду — то есть продвижение еще на 400 км на восток. Четыреста километров — зимой! Безумие!
Впрочем, радость немцев по поводу захвата Тихвина оказалась преждевременной: утром 15 ноября началось советское контрнаступление на Тихвин. К 22 декабря немецкие войска были оттеснены к Волхову; Тихвинская операция по окружению Ленинграда провалилась и блокада города оказалась неполной.
Немецкие генералы негодовали по поводу решения Гитлера отказаться от взятия Ленинграда, поскольку Ленинград мог бы стать неоценимой по значению базой снабжения немецких войск на Восточном фронте. Через Ленинградский порт, не подвергаясь атакам партизан, могли бы течь снабженческие грузы и поступало бы подкрепление для вермахта. А эти грузы шли тяжелой и опасной дорогой через всю Восточную Европу. С другой стороны, решение Гитлера можно было оправдать тем, что в условиях уличных боев вермахт разом бы утерял все свое тактическое превосходство и оказался бы втянут в бесперспективную и кровопролитную борьбу, как это произошло в Сталинграде. В Ленинграде возможности для организации такой борьбы были гораздо шире (большее количество каменных построек, водные преграды), чем в Сталинграде.
Дополнительным указанием на превращение северного направления удара во второстепенное было перемещение 12 сентября 1941 г. Манштейна из-под Ленинграда, где он командовал LVI-м танковым корпусом (именно эта часть тянула основной груз наступления в группе армий «Север»), на самый южный фланг Восточного фронта — командующим 11-й армии. На юге в это время фельдмаршал Рундштедт завершал окружение советских войск под Киевом. 11-я армия в этой операции участия не принимала — ей предстояло форсировать Днепр в его низовьях и захватить Крым, а главными силами наступать на Ростов вдоль берега Азовского моря. Как писал Пауль Карель, Манштейн не испытал удовлетворения от этого повышения, поскольку чувствовал, что наверху не было ясного понимания, какие задачи следует решать в первую очередь. Фон Бок и ОКХ хотели наступать на Москву, фон Лееб считал, что отступать от первоначального плана нельзя и нужно брать Ленинград, а Гитлер отдавал приоритет экономическим задачам (зерно, нефть, руды), в которых военные не были компетентны: он хотел получить Украину и Кавказ{476}. Его волновало то обстоятельство, что Крым представлял собой угрозу румынским нефтяным скважинам: с полуострова могли осуществляться авианалеты на месторождения нефти. Ростов-на-Дону, «ворота на Кавказ», также был важным стратегическим пунктом.
11-я армия, в командование которой вступил Манштейн 17 сентября в Николаеве, после завоевания Крыма и Ростова должна была создать фундамент для завоевания «советского Рура» — Донбасса. Иначе говоря, 11-й армии предстояло обеспечить выведение южной части линии «А — А» (Архангельск — Астрахань), гигантского рубежа длиной в 2000 км через всю территорию Советского Союза — от Северного Ледовитого океана по Северной Двине и Волге. Этот рубеж представлял собой финишную черту операции Гитлера против СССР. Здесь, выстроив пограничные укрепления на Волге и Северной Двине, вермахту предстояло удерживать советские войска и не давать им пройти в Европу. Такая постановка задачи неминуемо должна была привести к рассеиванию сил. Особенно это касалось 11-й армии. Манштейн, будучи трезвым стратегом, прекрасно понимал, что обе задачи — овладение Крымом и Ростовом — одновременно выполнить не удастся. Он первоначально сосредоточился на захвате Крыма, а на ростовском направлении приказал поддерживать боевой контакт с противником{477}.