Около полугода назад мне позвонил коллега: «Сын моего друга пропал в Сирии. У тебя есть опыт работы в этой стране, тебе знакома обстановка. Можешь помочь?»
Что я знал о переговорах по освобождению заложников? Однако после бессонной ночи я, конечно, согласился. Я не мог ничего обещать и не стал бы участвовать в выплате выкупа или оказании услуг террористам, но я собирался приложить все возможные усилия, чтобы вызволить Сезара. За этим последовало два самых безумных месяца в моей жизни. Я проводил встречи в Париже, в Стамбуле, в Дубае. Я искал зацепки по всему Ближнему Востоку. Я встречался с шейхами, наркобаронами и торговцами оружием, чтобы докопаться до истины. Найти Сезара, живого или мертвого.
В конце концов, оказалось, что он мертв.
Это совершенно выбило меня из колеи. Хотя дело было не только в нем, но и в девочках-подростках из Сирии, которых отцы продали в секс-индустрию и привезли в Дубай наркобарону, заказавшему похищение Сезара. Девочки встретились со мной с большим риском для жизни. Они дали мне важнейшую информацию, которая в конечном итоге помогла выяснить, что случилось с Сезаром. Я потратил каждую свободную минуту, пытаясь вытащить их из этого кошмара, для этого требовалась координация с несколькими правительствами и организациями.
Наконец, две недели назад это произошло. У девочек появились новые документы и жилье в Европе. Они в безопасности.
– Рима и Йомна, мы их вытащили, – говорю я Рори.
– Те девочки? Боже, я много о них думала.
Я киваю.
– Они в безопасности.
Рори глубоко выдыхает.
– Это потрясающие новости.
– Наконец-то я снова могу уснуть.
– Ух ты. Так что…
– Я был полной задницей, Рор. Я был так поглощен своими мыслями, что не заметил, через что тебе пришлось пройти.
Она кладет вилку и смотрит себе на колени.
– То, что случилось с Сезаром, Римой, Йомной и с тобой… Я понимаю, насколько все это было ужасно. Но ты замкнулся, Нейт. Ты полностью отгородился от меня. Ты едва разговаривал со мной. Едва смотрел на меня. Я чувствовала, что все, что я делала, приводило тебя в бешенство. Когда я напевала что-то себе под нос, ты вел себя так, будто я намеренно пытаюсь тебя разозлить.
Я киваю, припоминая, как весь мир казался мне мрачной черной дырой. Я вымещал злость на ней, теперь я это осознаю.
– Я такой…
– И дело не только в этом. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, но в то же время я чувствую, что… Не знаю, как сказать, чтобы не показаться дурой, но это был не единичный случай. Я имею в виду, ты всегда был…
– Я всегда попадал то в одну, то в другую безумную ситуацию на работе. Ты это имеешь в виду? Я понимаю, Рор. У тебя есть полное право так говорить. Я могу быть слишком… увлеченным, наверное. Эмоциональным, может быть. – Я выдавливаю из себя кривую улыбку. Не могу сказать, что теперь я менее эмоционален.
Но, к моему удивлению, вместо того чтобы критиковать меня, Рори говорит:
– Я понимаю. Будто весь мир лежит только на твоих плечах.
Я киваю и чувствую, как у меня сжимается сердце от того, что она так хорошо меня знает и понимает. Не могу поверить, что я все бросил… бросил ее.
Не могу поверить, что совершил так много ошибок.
– Я тоже это чувствую, – продолжает Рори, – если бы на меня обрушился сенсационный новостной сюжет и все было бы остро и важно, то я бы почувствовала, что, возможно, смогу что-то изменить. Или, по крайней мере, раньше так чувствовала.
– Скоро ты снова вернешься в отдел новостей. Они были полными придурками, уволив тебя из-за такой глупой ошибки.
Она пожимает плечами.
– Я заслужила увольнение. Я не проверила свой источник. Это вроде как правило номер один. Я рассказала историю, которая не соответствовала действительности.
– Люди совершают ошибки! Это еще не конец пути, Рор. Поверь мне. – Я знаю, как она строга к себе, потому что сам такой же. Мы оба перфекционисты. Терпеть не можем кого-либо подводить. Полагаю, именно поэтому я так резко разорвал наши отношения. Оглядываясь назад, я понимаю, что, потерпев неудачу, не мог смотреть в лицо ни ей, ни самому себе. – Все когда-нибудь уладится само собой, – говорю я, и мне кажется, что я говорю это самому себе. – Это не конец.