Всего через двадцать лет после первого получения экзотической материи, мы уже построили линкоры, а ещё через пятьдесят, заселили первые десять планет, ставшие впоследствии Анклавом, а после, во втором витке экспансии, принявшие на себя "тяжёлое бремя" головных планет Федерации. Естественный процесс превращения планет в некие культурные деноминации, усугубился ещё больше, когда Федерация приняла колониальный закон, искусственно ограничивающий развитие подчинённых ей миров, не входящих в метрополию. Индекс социальной полезности, призванный регламентировать отношения между планетами – сегментами единой цивилизации на поверку оказался бичом в руках надсмотрщика, откатившим развитие человечества во времена колонизации Американского континента.
При взгляде со стороны, мы больше всего напоминаем рассеянные по Вселенной редукции, в которых несколько отцов-иезуитов диктуют нам, как когда-то народу гуарани, нормы своей морали, заставляя, трудится на благо далёкой и не знакомой нам метрополии. Из тридцати планет, заселённых по колонизационной программе Федерации, семь разорены выплатами репараций, и ныне расселены, восемнадцать являются аграрными планетами, и только пять имеют статус доминиона. Изоляционистская политика Жёлтого пояса, поддержание русского сектора в состоянии бесконечной модернизации, жёстко регламентированные направления исследований и сосредоточение всех, мало-мальски важных, отраслей науки на планетах Федерации. Это те четыре всадника возвещающие неизбежную деградацию".
Наше с Освальдом обучение подошло к концу. Проснувшись, я валялся на койке, читая дневник деда. Никогда бы не подумал, что тот высокий неразговорчивый мужчина, которого я помнил, будет вести дневник. Вернее, не думал, что между краткими отчётами по проведённым сделкам и скупыми описаниями посещённых планет, будут встречаться размышления деда о будущем. Прав был Бэн, я многого не знал о собственной семье. Дед всегда казался мне мрачным, неразговорчивым гигантом, эдаким эталонным главой семейства, живущим лишь благом семьи. Когда он возвращался на Пасифаю, мы собирались всем семейством и вылетали на виллу на островах, где он проводил почти все время. Я его запомнил именно таким, сидящем в массивном кресле на веранде и потягивающим что-то прозрачное из стакана. Выделявшимся в своей темно-синей форме среди праздничной пестроты тропической природы.
Завтра наш поток получит сертификаты и, вскоре, мы покинем планету. Я буду числиться в судовой роли как врач-хирург общей практики, а Оззи как оператор вспомогательных артиллерийских систем.
Внезапно, в меня прилетела подушка и Оззи с соседней койки провозгласил:
– Не спать за учебником, курсант!
– Озз, шел бы в волшебную страну, – проворчал я, кидая подушку обратно, – дай спокойно почитать.
– Во время прыжка почитаешь, у тебя еще куча дел на сегодня. Если ты не в курсе, то у нас завтра отлет, а ты ещё даже завещание не составил.
– Все, что останется после меня, прошу собрать пипеткой в пробирку и распылить вдоль всего млечного пути. Доволен?
– Да... – протянул Оззи, – оригинальное решение.
– А ты думал, я тут просто так изучаю межпланетное право? – встав, я прошлёпал в изножье койки и стал одеваться. Из-за тесноты помещения, у рундуков мог находиться только один человек, поэтому Оззи вставать не стал, а подключился к сети и, выведя экран перед лицом, начал листать новости.
– Смотри ка ты, группа инициативных граждан собрала подписи. И вашего мэра оставляют на посте заместителя.
– Граждане, случаем, не из Церкви Единого причастия? – спросил я.
– Не знаю, есть упоминание, что мэр ревностный прихожанин и, если в чем и грешен, так только в том, что "растил чадо в любви и неге, не сообразно христианскому принципу".
Я к тому времени зашнуровал ботинки, и мы поменялись местами с Освальдом.
– Точно они, – и не дожидаясь вопроса Оззи, продолжил, – группа политиканов, со своей бизнес-сектой и мощным лобби. Дядюшка Дастин там дьяконом.