Тогдашний министр военно-воздушных сил Британии Сэмюэль Джон Генри Хор (Samuel John Gurney Ноаге) родился в старинной банкирской семье, служил в военной разведке, знал русский язык и с марта 1916 года по февраль 1917 пребывал в России.
Переговоры в советском полпредстве во Франции проходили 8 сентября 1928 года. Исполнявший обязанности поверенного в делах СССР Григорий Беседовский (в присутствии Владимира Багговута-Коломийцева) принимал английскую делегацию, которую возглавлял видный британский политик Эрнст Ремнант (Ernest Remnant). Обсуждался договор между двумя странами на сумму 5 миллиардов золотых рублей.
Сам Беседовский потом написал (в книге «На путях к Термидору»):
«Перспектива получения большого иностранного займа могла вызвать некоторый поворот настроений среди влиятельных членов Политбюро и непосредственного сталинского окружения…
Мне представлялось поэтому необходимым провести предварительную стадию переговоров на свой собственный страх и риск, с тем, чтобы поставить впоследствии Политбюро перед свершившимся фактом. Я прекрасно понимал, что задуманная мною программа действий являлась ни чем иным, как заговором против моего же правительства, и что в случае провала меня могут ожидать большие неприятности».
О том, чем завершились переговоры в Париже, рассказал Борис Бажанов:
«Делегация вернулась в Лондон с радужными и оптимистическими настроениями. Но Самюэль Хор занял позицию резко отрицательную – всё это блеф, и за этим нет ничего серьёзного. “Я сам еврей, – говорил Хор, – и хорошо знаю моих единоверцев; этот тип, представленный Беседовским, тип несерьёзный; не верьте ни одному его слову. Предлагаю запросить Москву, чтобы всё проверить в самом официальном порядке”».
Немного поразмышляв, правительство Великобритании посчитало точку зрения Сэмюэля Хора резонной.
Реакция большевиков
Борис Бажанов:
«…английскому послу в Москве было поручено обратиться к Чичерину за подтверждением. Чичерин, конечно, ответил, что ему ни о переговорах, ни о займе ничего не известно, и он сейчас же запросит высшие инстанции (то есть Политбюро). На Политбюро он пришёл с горькой жалобой – вы меня ставите в дурацкое положение: вы ведёте переговоры с английским правительством и даже не считаете нужным меня, министра иностранных дел, об этом известить. Политбюро его успокоило: ни о каких переговорах никто и не думал».
Здесь Бажанов вновь не совсем точен. Нарком по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин 4 сентября 1928 года (то есть за четыре дня до начала англо-советских переговоров в Париже) выехал из Ленинграда в Германию на лечение и вернулся в Москву лишь 6 января 1930 года. Всё это время его замещал Максим Максимович Литвинов (Макс Моисеевич Валлах). Так что прийти в политбюро «с горькой жалобой» Чичерин никак не мог. А его заместитель Литвинов, по словам того же Бориса Бажанова, вёл себя с членами политбюро как с равными ему членами партии (запросто).
В книге Владимира Гениса «Неверные слуги режима. Первые советские невозвращенцы (1920–1933)» сказано о том, как относились к Беседовскому в Народном комиссариате по иностранным делам и в Центральном комитете партии:
«Замнаркоминдел Максим Литвинов отзывался о Беседовском как об “очень способном и хорошем работнике с большим кругозором, инициативой и знаниями”, который “выдержан и тактичен”. В ЦКВКП(б) Беседовского характеризовали “крепким и хорошим работником, умницей”».
С запросом английского посла кремлёвские вожди вскоре разобрались. И 27 декабря 1928 года члены политбюро, выслушав выступление Сталина, внесённое в повестку дня под названием «О тов. Беседовском», постановили:
«1) Признать, что т. Беседовский в своей беседе с Ремнантом неправильно осветил положение дел, дав англичанам повод думать, что мы можем, будто бы, пойти на “руководящую роль Англии в деле возрождения СССР”, и что не английские финансовые круги просят разрешения приехать в СССР, а советское правительство приглашает их приехать.
2) Указать тт. Довгалевскому и Беседовскому, что впредь до особого распоряжения из Москвы по вопросу английской делегации их беседа с англичанами должна ограничиваться вопросами выдачи виз».
В белоэмигрантские газеты попали сведения о том, что во время обсуждения этого вопроса члены политбюро называли Беседовского «потенциальным предателем», устраивающим «заговоры за спиной Политбюро». Не удивительно, что ему был вынесен выговор, и он был отстранён от дальнейшего ведения переговоров. По распоряжению Москвы резидент ОГПУ в Париже (тогда им был Яков Серебрянский) установил за первым советником полпредства негласный надзор.