Этот сон всегда видоизменялся. Но начинался и заканчивался он всегда одинаково. Начинался с того, как всё было на самом деле, и заканчивался так, как я хотел бы, чтобы всё закончилось. Я дошёл уже до такой стадии, когда перестал понимать, что на самом деле было, а что мне просто приснилось. Сон казался таким реальным, потому что в гостиной стояла одна из моих картин, но ведь на самом деле этого быть не могло. Когда мы занимались сексом, я всё время видел её периферическим зрением, но я был слишком занят, чтобы повернуть голову и проверить, есть она там, или мне всё-таки померещилось. Но в каждом сне эта картина была. Обратись я к психологам, они наверняка бы с лёгкостью растолковали, почему в такой момент мне снится моя картина, но я к ним не обращался.
Я просто жалок. Мне кажется, в его отсутствие я возвёл Брайана на некий пьедестал, поскольку думать я мог только о нём. Каждый раз, как я ходил в кино, я думал о том, как бы Брайан посмеивался над главной героиней, и какие гомоэротические варианты развития сюжета предложил бы он. Я думал о том, что бы он заказал поесть, о том, как бы он жаловался на несвежесть риса, или как бы он затих над цыплёнком терияки (это бы означало, что он ему очень нравится). Как я уже говорил, я был просто жалок.
Когда наступил день благотворительной выставки, я пришёл к выводу, что с головой у меня совсем нелады. Правильнее сказать, это я тогда так подумал.
Я разговаривал с одной из коллег, Тесс, когда у меня опять возникло это ощущение, ну, словно он стоит у меня за спиной. Я обернулся, как я всегда делаю в подобных ситуациях, и, господом богом клянусь, увидел его. Ну просто потрясающе! У меня теперь ещё и галлюцинации!
Я до тех пор раздумывал над тем, что я окончательно съехал с катушек, пока не услышал шёпот Тесс.
— М-м-м-м-м! Ты только посмотри, какой красавец! Вон тот, высокий в тёмно-синей рубашке.
Подождите-подождите! Что?! Она его тоже видит? Это же означает, что…
Господи!
Он. Идёт. Ко мне.
Это он.
Он здесь, в Ванкувере. Господибожемой! Джастин, пожалуйста, только не устраивай здесь сцену, слышишь? Держи себя в руках!
— Какого хрена ты сюда припёрся?
Это я это ему сказал? Бля-я-я…
— Я тоже рад вас видеть, мистер Тейлор, — усмехнулся он.
Вот, блять, подонок!
— Привет. Что ты здесь делаешь? — немного сбавил обороты я.
Ну ладно-ладно. Я всё равно был немного зол. Хотя… Подождите-ка! Я был адски зол. Какое он, блин, имеет право являться сюда с этой его вечной усмешечкой на губах, в особенности после того, как он со мной обошёлся?!
— Ну-у-у… У меня была встреча с клиентом, и я подумал, почему бы не зайти и не узнать, как поживает всеми нами обожаемый художник?
— У меня всё хорошо. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Пусть не думает, что я куплюсь на это.
— Помочь? В чём? — он посмотрел на меня так, как будто я задал ему абсолютно непостижимый вопрос.
— Вы собираетесь покупать какие-нибудь произведения искусства? — разъяснил я.
Господи! Да чем больше я думал над этим, тем больше я злился! Да как он посмел явиться сюда и вести себя так, словно всё в порядке, разыгрывать полное непонимание, когда он прекрасно знает, о чём я веду речь, словно он не отдаёт себе отчёта, что в головке любого дилдо куда больше мозгов, чем в его черепной коробке! Пусть идёт нахрен. Нет, пусть идёт и трахнет себя сам. Собственно, для этого их и изобрели. Если кто не понял, о чём речь, это я про дилдо.
— Нет…
— В таком случае я вернусь к исполнению своих профессиональных обязанностей, — я развернулся и пошёл прочь.
— Джастин…
Я обернулся.
— Да?
Я ждал, а он просто молча стоял. По всей вероятности, лишившись дара речи. Дам ему ещё три секунды, чтобы назвать причину, хотя бы косвенно имеющую отношение к реальной. В противном случае я не буду разговаривать с ним никогда.
Три…
Два…
Один…
— Всё ясно, — с этими словами я оставил его там, где он стоял, и вернулся к исполнению своих профессиональных обязанностей: продавать картины богатым канадцам.
Если быть уж совсем честным перед самим собой, я, чёрт побери, гордился, что смог поставить его на место. Ну, вернее, я тогда думал, что гордился. К тому же, если я действительно гордился этим, то почему я чувствовал себя таким виноватым в том, что он стоял в полном одиночестве?
Он оставался на этой грёбанной выставке до самого вечера. Он ни к кому не подходил, только выпил три бокала красного вина. Как только я продал те картины, которые мне было поручено продать, я попросил у Сьюзи разрешения уйти до закрытия и, получив его, моментально смотался из галереи.
Я приехал домой, вытряхнулся из костюма, надел ту одежду, в которой всегда рисую и занялся картиной, лежавшей на огромном столе, занимавшем почти всё свободное пространство в моей квартирке и по совместительству студии. Но не успел я взять в руки кисть, как услышал стук в дверь. Догадайтесь с трёх раз, кто же это был, немного раскрасневшийся от вина, но, невзирая на это, державшийся достаточно хорошо?
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать?
Вздёрнутая челюсть и общее выражение лица напомнили мне Гаса, когда я не дал ему шоколадного молока.