В целом огромная масса людей была довольна тем, что Октябрьская революция смела власть богатеев, массы аристократов, чванящихся не своими заслугами, не способностями к какой – то полезной деятельности, а своей богоизбранностью, потомственным аристократизмом, каким то высшим правом пользоваться неизмеримо большими благами жизни, чем другие люди, обладающие не меньшими интеллектуальными способностями. Если не в Октябре 17-го, то в другое время накапливающееся возмущение этой несправедливостью всё равно прорвалось бы. Народ всегда и везде в мире жаждал равенства всех перед богом и людьми. И когда большевики объявили, что хотят сломать старый порядок, то буквально в считанные месяцы всем стало ясно, куда они призывают. Никаких народных школ по обучению новым порядкам не потребовалось. Каждый понимал, что общественный порядок, утверждающий право пользоваться благами не по уму или труду, а по неизвестно каким критериям, надо менять. Ещё раз повторяю, что революция всё равно состоялась бы.
Известный антикоммунист писатель Аксёнов пишёт, что он за «благородное неравенство». Хочет обелить слово неравенство прилагательным «благородное». Это всё равно, что произносить слова типа «благородный убийца», «благородный грабитель», «благородный бандит», «благородный насильник». Это значит, что господин Аксёнов и подобные ему умиляются, когда читают, например, о «праве первой ночи». Такое «благородное неравенство» было, что аристократ мог «законно» насиловать твою любимую девушку. Хотел бы я посмотреть на господина Аксёнова, если бы грязный аристократический развратник испохабил бы его любовь. Судя по его словам, он бы умилился этому событию. Как же? Аристократ почтил в кроватке его собственную невесту, превратил её из любимой нежной, нетронутой девушки в несколько попорченную уже женщину, испачканную аристократической спермой. Аксёнов, наверно, умилённо встал бы на колени перед благодетелем, поцеловал бы его сапожки.
Наверно Аксёнов с умилением читает романы, в которых аристократы, отмеченные знаком «благородного неравенства» считают горничных, артисток, гувернанток средством удовлетворения своей грязной похоти. Они же – низший класс, они предназначены служить господам, а не жить для себя. Они – по другую сторону границы общества, разделяющей «благородных» и неблагородных, то есть плебеев от рождения.
Меня до бешенства злят такие радетели «благородного неравенства». Эти люди – настоящие потомственные рабы, наверно потомки бескорыстных рабов, в крови которых поколениями заложена рабская психология, которые действительно считают естественным разделение людей на богатых, которым всё дозволено, и бедных, которые обязаны перед богом безропотно нести свой крест ничтожества до могилы. Такие же рабы Аксёновы стояли, наверно, у ограды Летнего сада и с умилением наблюдали прогуливающихся господ. Самого Аксёнова как представителя «подлого народа» в прошлые века в Летний сад, как известно, не допускали. («подлым народишком» совершенно официально называли в старину представителей низшего сословия).
Подозреваю, правда, что, ненавидя социализм и коммунизм, он то сам, лично, представлял себя внутри сада, а не за его оградой, одетым в зипунишко и лапти.
Я говорю сейчас о принципе организации человеческого общества, а не о том, как себя вели новые большевистские правители, получив власть над многомиллионным народом. Действительно, захватив власть, под лозунгом борьбы за всеобщее равенство и братство, вели они себя так, что вызвали ненависть множества людей.
Чего стоит, например, тот факт, что вся страна за какие-то 10-15 лет была покрыта огромной зловещей сетью лагерей, страшных своим абсолютно бессовестным, дурным до идиотизма подавлением личности человека, бесчеловечными условиями обитания.
Каждая чёрточка на этой карте СССР – лагерь. Иногда на десятки тысяч заключённых. (Карта из музея лагерей в г. Макарьеве Костромской обл.)
Причины возмущения и ненависти конечно есть. Открывшиеся в 1956 году для основной массы людей факты о массовых репрессиях, о невероятных страданиях миллионов ни в чём неповинных людей в лагерях смерти.