Рассуждения быстро свернули в рабочее русло, обозначив задачу – закончить начатое. Она тут же вступила в противоречие с первостепенной – не потерять рассудок. Самым простым решением было попросту свалить, отдохнуть, а затем вернуться и закончить начатое. Однако же, идти туда, затем обратно, казалось совершенно нерациональным, и более опасным: здесь, вдали ото всех, у меня меньше возможностей поддаться импульсивным желаниям Владыки. После взвешивания всех за и против, я расслабился и постарался войти в состояние, которое раньше, в другой жизни, называл сном.
Глава 20
Кто я? Судья, вершитель? Добряк или злодей? Мне никак не удавалось вспомнить, чтобы вынести справедливый вердикт. Не найдя ответ внутри, я открыл глаза. Надо мной возвышался покрытый трещинами трон, скрывая меня в своей тени. Тьма прятала меня от ненавистного света, так желающего показать страшные картины. Трон, ничтожный и обветшалый, неудобный и шаткий, покоился на шевелящейся груде плоти. Безобразная мешанина вывернутых наизнанку тел стонала в агонии, кричала бессвязные звуки, не складывающиеся в слова, и неизменно смотрела на меня пустыми глазницами, тянула окровавленные руки. А кровь, по капле, становилась ручьём, чтобы объединиться в бурные потоки. Реки впадали в бескрайний океан, тихий и безжизненный. Казавшийся таким, пока его не потревожил мой взор. На ровной глади тут же появились мириады лиц, корчащих болезненные гримасы, и кричащие, громче прежнего. Некоторые из них казались знакомыми, тщетно пытались что-то побудить во мне. Но я смотрел дальше, на пирамиды оживших скелетов, стремящихся коснуться непроглядной тьмы. Мешая друг другу, они рвались вверх, толкались и, злорадно щёлкая челюстями, сбрасывали опередивших их счастливчиков обратно в океан. Раздался хриплый смех, заставивший всё застыть. Весёлый и свободный, он заставил горы скелетов в ужасе рухнуть, а холм из плоти гореть фиолетовым пламенем, истлевать и кричать громче, ещё и ещё, играя непревзойдённую симфонию. Я огляделся, ища весельчака, но увидел лишь собственное обугленное тело, погружающееся в пучину, и свои руки, из которых брал начало океан. Стало так смешно, что я не смог сдержаться, и, растянув иссохшие губы в улыбке, услышал весёлый, хриплый, быстро захлебнувшийся смех безумца.
- Хах, хах, хах…
Кошмар закончился так же внезапно, как начался, оставив после себя лишь иррациональный ужас. Неестественная тишина привлекла внимание, и я, вновь осознающий себя и своё положение, взглянул на чёрно-белую картинку сотнями глаз.
- Ну, естественно…
Меня совершенно не удивило, что все многоножки, в том числе гигантская, смотрели в одну точку. Не медля ни секунды, я приступил к исполнению резервного плана, заставив всю мелюзгу броситься в атаку, пока ценные боевые единицы, покрытые чёрным туманом, оперативно транспортировали меня в ближайший тоннель. Владычица издала стрекот, от которого всё тело завибрировало, и бросилась в мою сторону. Пришлось сразу же применить на ней доминирование, чтобы успеть занять оборону и устранить наибольшую угрозу. Пятёрка элитных рабов влезли в проход и развернулись, готовясь отбивать атаки сородичей. Боссики влетели в подчинённых, желая наскоком разобраться с врагами, вот только лидерство и туман уравняли шансы, а командная работа позволила отогнать настырных, которые попросту не могли всунуться в проход все вместе.
Гигантская многоножка билась в истерике на берегу, внося ещё больше хаоса. В общей неразберихе союзники набрасывались друг на друга при каждом неосторожном движении, продлевая жизнь рабам. Боссики продолжали упорно ломиться ко мне, отвлекая немало внимания на тонкое управление, но они лишь зря теряли время. Внезапно один из них выстрелил из усиков-копий сжатой струёй кислоты, которая сумела пробиться сквозь туман и прожечь в хитине неровные дырочки. Я сразу понял – дело пахнет керосином, и зажёг на входе тоненькую плёнку пламени. Она не наносила особого урона прочным телам – слишком мало сил в неё вложил, зато насекомые, решившие повторить тот же трюк, не достигли успеха. Дрянь, пролетая сквозь плёнку, практически истлевала, бросая на подчинённых только отдельные капли. Поняв это, боссики вновь пошли на приступ, однако порочный огонь доставлял страдания, проникая в зазоры брони и въедаясь в плоть, и заставил отступить, застыть в нерешительности.