— Да Котенок это! — раздраженно сказал второй секретарь Козлов. — Никто не говорит, что он дурак! Но один он это вряд ли сумел провернуть!
— Может, он и имеет отношение к «Правдорубу», — сказал я. — Но к листовкам — вряд ли. Я его видел перед задержанием, и он искренне негодовал, что на него хотят повесить безграмотные цидульки.
— Мало ли, что он там говорить будет! — вновь возмутился Жеребкин.
Его пышущее праведным гневом лицо было столь же красным, что и кулаки, которые явно чесались набить морду всем этим отщепенцам, вздумавшим порочить советский строй. Признаться, я думал, что во главе комсомольских райкомов должны стоять прагматичные личности вроде того же Краюхина, только моложе. Но у нас в Андроповске, судя по всему, думают иначе.
— Я его и не защищаю, — мой голос по-прежнему звучал уверенно и спокойно. — Но Котенок — журналист, был журналистом раньше… Если бы он и писал листовки, то точно не так топорно. Взять те же тезисы про обман с атомной станцией. Я подошел к людям, и из всей толпы они зацепили только одного человека, и это при том, что совсем недавно на нее чуть ли ни каждый был готов ругаться. Непрофессионально. А теперь вспомните, как Котенка слушают, когда он начинает вещать. Чушь порой городит, но не оторваться. Так что я скорее поверю, что он печатает журнал, а не расклеивает боевые листки. А во-вторых, на моей памяти он особо и не скрывал своих убеждений…
Я выразительно посмотрел на чекиста, параллельно обдумывая, что у него-то наверняка больше информации.
— То есть ты хочешь сказать, — пробурчал Краюхин, — что журнал и листовку делают разные люди?
— В этом я даже уверен, — кивнул я.
— А ты что скажешь, Ефим Хрисанфович? — первый секретарь повернулся к полковнику Смолину. — Долго твоим архаровцам ловить этих… цеховиков от журналистики?
— Люди работают, — спокойно ответил главный милиционер. — Котенка допрашивают. С листовки и журнала криминалисты снимают отпечатки пальцев, ищут особенности печати, чтобы определить машинку. Опера и дознаватели опрашивают свидетелей. Ищем, Анатолий Петрович. Сроки называть не рискну, но приложу все усилия, чтобы они были минимальными.
— А что там, ты говоришь, с этим Котенком? — нахмурился Краюхин. — Он сознался?
— Свою причастность к листовкам яростно отрицает, — ответил полковник. — Про журнал говорит, что сам хотел бы такой выпускать, но кто-то его опередил.
— Понятно, — первый секретарь побарабанил пальцами по столу. — Значит, ждем новостей от милиции и КГБ. Журналы спрятать, попытки размножить — пресекать.
— А я считаю, что так делать не нужно, — сказал я, и все присутствующие в кабинете тут же воззрились на меня. Причем так, будто я в портрет Ильича плюнул. — И я объясню, почему.
— Нет, это возмутительно! — Жеребкин даже со стула вскочил. — Советскую власть поливают грязью какие-то недобитки, а редактор районной газеты собирается их покрывать? Не много ли вы о себе возомнили, товарищ Кашеваров?
— Что ж, — я усмехнулся и тоже встал, чтобы всем было хорошо меня видно. — Мы можем, конечно, все запретить. И делать вид, что никакого журнала не было, а листовки на стендах не висели. Но давайте представим, что будет дальше. Что скажут люди? А я могу подсказать — что нам нечего ответить, что правда глаза колет. Что подумают наши враги? Тоже могу подсказать… Им плевать! Но говорить они будут, что мы испугались. И будут использовать это, чтобы сделать свою брошюру модной.
— И что же? — поддержал главного комсомольца второй секретарь Козлов. — Пусть эта рвань и дальше выходит, а мы все на самотек пускаем? Даем диссидентам трибуну и тихо проглатываем?
Мужик он тоже оказался эмоциональным, хотя в целом вызывал у меня уважение. Ведь именно Козлов от райкома занимался проверками на заводе кожзамов. И такие люди нужны мне в качестве союзников. Жеребкин с его твердолобостью, кстати, тоже. Настроить его на нужный лад — и вот тебе готовый боец и глашатай твоих идей.
— С диссидентами милиция и КГБ будут действовать строго в рамках закона. Нарушили закон о печати? Получат штраф или срок, но когда это признает суд, — я пожал плечами. — Главное же, мы не будем прятать голову в песок. Враг подсказал, в какие болевые точки он бьет, обманывая людей. Так и прекрасно. Мы теперь сможем взять и проработать их, ответить на вопросы, которые раньше только на кухнях обсуждали. Напишем правду о тех событиях, расскажем, для чего были те или иные решения. А потом посмотрим, кому больше поверит народ.
— А если поверят им, а не вам? — Жеребкин буравил меня взглядом.
— Значит, я хреновый редактор и журналистов воспитал себе под стать. Если не смогу с фактами макнуть в дерьмо эти хайпожоров!