Что‑то свистит в воздухе над головой. Будто срезанные гигантской бритвой, ветки падают на землю где‑то за спиной. Глухой удар, земля подпрыгивает, затем разрывается на части огромным черным фонтаном.
Опять раздался тот самый воющий звук. Я шлепаюсь в грязь, пытаясь защитить свою голову и Таньку.
Впереди дымящаяся яма, ползу в нее. Адреналина в организме столько, что для крови, похоже, не осталось места. В яму запрыгивает дед. Одной рукой он держит шапку, второй хватает Таньку.
— Бегом!
Я на четвереньках – одной рукой помогаю себе, второй все еще не отпускаю Таньку – вылетаю из воронки. Мы несемся вперед словно ветер, а сзади со стоном тяжело встает на дыбы земля. Краем глаза вижу белую вспышку, в спину и левый бок бьет тугая волна.
Все вокруг – только черное и серое, только грязь да гарь.
Спотыкаюсь, но не падаю, – не дает Танька. Откуда в ее руках столько сил? Справа вспыхивает огненный вихрь, и нас обдает нестерпимым жаром.
Мы бежим – без оглядки, сломя голову, обгоняя ветер…
Все вокруг поменялось, даже воздух. Я не знаю, как такое вообще возможно, не могу понять этого, но осознаю изменения всем своим естеством.
Когда, как и куда мы выбежали из этого хаоса, из этого ада, я не знаю. Увидел только, что все вокруг изменилось и – все стало беззвучным. Невольно вспомнились строки из песни Макаревича:
Мысль пришла сама собой, она была ясна, проста и понятна, как дважды два четыре. Она была лаконична и идеальна. Понимание тишины есть тишина. Осознание этого принесло новое и непонятное чувство, близкое к удовольствию.
— Идем, – дед хлопнул меня по плечу, вернув в суровую действительность.
Как ни странно, земля казалась сухой, а вокруг стало намного теплее. Все тело наполнила непонятная легкость.
Мы прошли еще метров триста и вышли на небольшую поляну. На поляне было полно немцев… Я понял, что сошел с ума. Я взглянул на деда – беззвучный смех на его лице странно сочетался со стальной суровостью взгляда.
Ничего общего с книгами, рассказами или фильмами о войне… Серая, цвета камня, униформа, гладко выбритые уставшие лица… Немцы – а это были именно они – ничем не отличались от обычных пассажиров трамвая или троллейбуса, ехавших домой после тяжелого трудового дня… Просто форма, просто оружие, просто люди…
Мы шли между ними, и я смотрел им в глаза. Глаза, полные усталости. Глаза, требовавшие отдыха. Я видел их, а они не видели меня. Они смотрел сквозь меня, будто в пустоту.
Все казалось невероятным и нереальным, но это происходило с нами, происходило здесь и сейчас. Я глянул на Таню. По всему ее виду было ясно, что это не галлюцинации.
Слава Богу, длилось все недолго, – поляна была маленькой, мы шли быстро и вскоре опять оказались среди деревьев, чему лично я был несказанно рад.
Через час дед объявил привал.
Глава 26
Вечер. Давно стемнело. Мы крадемся по развалинам высотки. Недостроенное здание давно заброшено – вокруг лишь серый бетон, куски арматуры, кое–где груды мусора и кирпичей. Бесконечные лабиринты пустующих этажей, в стенах – чернеющие проемы окон и дверей.
Мы на месте. Огромный подвал. Тусклый свет старых фонариков не может отвоевать у тьмы пространство, поэтому приходится довольствоваться небольшой слабо освещенной площадкой со вздыбленным полом. Часть бетона вырвана какой‑то непостижимой силой. Начинаем фомками вскрывать старые доски, еще оставшиеся там, где была стяжка. Еще немного… Вот так. Не жалеть сил! Времени почти нет. Еще чуть–чуть… Какой мерзкий, до боли знакомый запах. Последняя доска сорвана, мы смотрим вниз.
Насколько хватает света – прямоугольные ячейки, а в них – тела: дети, подростки… Кто скрючился, кто поджал ноги к животу, кто будто прилег отдохнуть в одежде – руки под голову. Все в черных одеждах и шапках. Страшно. Очень страшно. Их похоронили живьем под слоем бетона. У каждого своя могила. Каждый умер в ней мучительной смертью. Тела не разложились, не мумифицировались…. Лишь смрад напоминает о смерти. Мы пятимся. Что‑то есть в этой темноте… живое… Что‑то, что идет к нам… Мы бежим обратно…
Этажи изменились, наполнились звуками, шепотом… Нам надо успеть выбраться – от этого зависит многое. Выбраться! Выбраться, несмотря ни на что. Впереди силуэт какого‑то существа… Оно похоже на человека, но не человек…. Боже, как же оно стонет… Это дух… Надо бежать, пока он нас не заметил… Мы сворачиваем в правый проход…