Паже понимал, что независимо от того, выиграет он дело или проиграет, им с Терри предстоит непростое объяснение. У каждого из них болела душа, и каждого терзали сомнения, и только время могло все расставить по своим местам. Что-то подсказывало Крису: избежать окончательного разрыва — хотя бы ненадолго — им удастся лишь в случае вынесения ему обвинительного приговора, потому что тогда Терри сочтет себя не вправе оставить его. Мужчина понимал, что такое положение ни одному из них не принесло бы утешения, и был полон решимости сказать ей об этом.
Единственным светлым пятном оставался Карло. Паже знал истинную цену последней разыгранной Кэролайн партии, в которой она в пух и прах разгромила Джорджину Келлер. Для опытного и талантливого адвоката не секрет, что зачастую бывает не столь сложно доказать несостоятельность показаний свидетеля-очевидца, которые дилетанту, как правило, представляются убийственными. Но Карло не мог этого знать и воспринял последний успех как торжество справедливости, словно желая хоть как-то восполнить недостаток общения с отцом. Даже понимая, что оптимизм Карло — это скорее усилие воли, чем искреннее убеждение, Паже не отчаивался. Теперь, не смея гадать о своей участи, искренне радовался всякий раз, когда заставал сына в приподнятом настроении.
Он был прав, остановив свой выбор на Кэролайн, — снова и снова эта мысль проносилась в сознании Паже. Несмотря на жесткие условия, которые он поставил, адвокат блестяще справилась со своей задачей. Иногда Кристофер задавался вопросом: а смог бы он совершить нечто подобное? Приятно было чувствовать ее локоть; ее нахальная самоуверенность странным образом придавала ему сил, и он теперь даже в мыслях не мог представить на ее месте какого-нибудь усердного и докучливого зануду. Со временем Паже ощутил к ней искреннюю симпатию. Иногда он жалел, что не может рассказать Кэролайн всей правды.
Но для нее правда, вероятно, и не имела решающего значения. Кэролайн была профессионалом. Паже знал, что уик-энд она проведет за работой и подготовит безупречную заключительную речь. К утру понедельника Крис был почти уверен, что через несколько часов снова станет свободен.
Достаточно было увидеть выражение лица Салинаса, чтобы понять: случилось нечто непредвиденное.
Они ждали прихода судьи Лернера. Присяжных в зале не оказалось. Суетились репортеры, поставленные Лернером в известность, что Кэролайн собирается ходатайствовать о прекращении дела. Паже рассчитывал увидеть Виктора раздраженным и агрессивным; тот же, напротив, казался каким-то отрешенным и лишь изредка улыбался, словно думая о чем-то своем. Создавалось впечатление, будто он один знает, что здесь должно произойти.
Паже повернулся к Кэролайн.
— Что это с Виктором?..
— Всем встать, — рявкнул помощник Лернера. — Судья Верховного суда города и округа Сан-Франциско Джеред Лернер открывает заседание.
Лернер взошел на свое место.
— Итак, — твердым голосом объявил он, — сегодня нам предстоит заслушать ходатайство обвиняемого о снятии с него обвинения. Мисс Мастерс, прошу вас.
Салинас поднялся с места.
— Прошу прощения, Ваша честь, но за последние сорок восемь часов возникли некоторые обстоятельства, которые делают подобное ходатайство в лучшем случае преждевременным. Обвинение просит разрешения суда возобновить слушания по делу и допросить еще одного свидетеля. Разумеется, предварительно ознакомив — в общих чертах — с новыми фактами мисс Мастерс.
Внутри у Паже все оборвалось: Салинас намеренно выделил слова «новые факты», тем самым давая понять, что ни о какой сделке с Бруксом теперь не может быть и речи.
— Это нокаут, — пробормотала Кэролайн, вставая с места. — Как же вы обнаружили этого свидетеля, мистер Салинас?
— Эта женщина сама нашла нас, — не без иронии ответил обвинитель. — Она узнала мистера Паже по телевизору, когда смотрела отчет о заседании суда в пятницу.
Внезапно догадка мелькнула в сознании Паже. Но Мастерс ничего не подозревала.
— Кто же это? Надеюсь, не очередная любительница смотреть в замочные скважины?