Мы приехали в усадьбу. Поднялась к нам с Глебом в комнаты. Залезла сразу в душ. Там опять поревела. Ничего не могла с собой поделать. Ксения верно сказала. Глеб ночевать не приехал. На мои звонки не отвечал, сначала просто сбрасывал, потом вообще отключился. Перед тем как лечь спать, ко мне зашла свекровь.
— Аврора, что случилось? Мне Ксения в двух словах рассказала, но я хочу поговорить с тобой. Как такое могло произойти?
Мы сели с ней на диван, я стала рассказывать. Рассказала всё с самого начала, как познакомилась с Павлом. Обо всём рассказала, ничего не утаивала.
— Понимаете, Дарья Дмитриевна, я хотела поговорить с Павлом, поставить все точки над i, как говорят. Я поняла, что к нему была влюблённость. А вот мужа я уже полюбила, понимаете, полюбила по-настоящему. Я и хотела Павлу это объяснить. Сказать, что между нами ничего больше быть не может. Что у меня есть другой мужчина, которого я люблю. Но я даже предположить не могла, что он на такое способен. А когда Глеб ушёл, он хотел закончить начатое им, но я дала отпор и услышала в свой адрес столько грязи и угроз. Я не понимаю. Он ведь не был таким. Он был другим.
— Все мы меняемся. Этот Павел изменился и не в лучшую сторону. А возможно, он таким и был изначально, только претворялся.
— Разве такое возможно?
— Конечно. Аврора, девочка моя, ты слишком наивна. Запомни, доверять можно только очень близким, своим людям. И круг этих доверенных людей очень мал. Понимаешь? Твоя ошибка в том, что ты до конца не доверяла Глебу. Но зато ты доверяла полностью этому Павлу. Так нельзя. По сути тебя предали все, твои родители, твой возлюбленный, даже твоя младшая сестра. Да, я знаю, что она сделала. Тебя не предавал только один человек, твой муж. Не обязательно близкому человеку лгать, достаточно не сказать чего-то важного, того, что может нанести вред ему самому. Ты ничего не сказала Глебу о Павле. Что вы общаетесь и, что самое важное, Павел пытается тебя заманить к себе в квартиру. Придя туда, ты подвергла себя большой опасности. Ты могла стать не только жертвой насилия, но и последующего шантажа. Все мужчины собственники, как, впрочем, и женщины. И тем и другим очень больно, когда они становятся жертвой предательства. А для мужчин это удар вдвойне, так как бьёт по мужскому самолюбию, по их мужской самооценке. Нам женщинам тоже очень больно, но мы более гибче в этом вопросе, чем они.
— Я не изменяла Глебу.
— Деточка, измена может быть не только физической, но и эмоциональной. Тем более, как ты сама мне сказала, что прямо говорила мужу о своей любви к другому мужчине. А в подавляющем большинстве случаев, физическая измена начинается с эмоциональной. Обе эти измены отделяет друг от друга только один шаг. Даже полшага. Вот только одни удерживаются и не совершают эти полшага. А другие делают его. Исключения, это когда женщина находиться под сильным алкогольным, либо наркотическим опьянением или без сознания и не осознаёт, что с ней происходит, вернее, что с ней делают. Когда ты решила пойти к Павлу, Глеб это воспринял как эмоциональную измену и готовность к измене физической.
— Он меня простит?
— Я не знаю, Аврора.
— А где он сейчас?
— Я этого тоже не знаю. Честно тебе скажу. Нам остаётся только дождаться его прихода и надеяться, чтобы он ничего не натворил. Знаешь, я заметила, что ты стала ему не безразлична. Он старался этого не показывать, но от меня такого не скроешь. Тебе нужно лечь отдохнуть, Аврора. Ты перенесла очень сильный психологический шок.
— Спасибо, Вам.
— Отдыхай.
Ночь прошла тревожно. Я практически не спала, ожидая Глеба. Так, проваливалась в короткий неспокойный сон. Даже не сон, а какое-то забытьё. Глеба не было до утра. Как позже я узнала, сначала он пил у себя в офисе, один. Потом его оттуда увёз в усадьбу его друг. В усадьбе он проспал до утра в домике для охраны. Когда он появился утром в нашем крыле, я его с трудом узнала. Он был какой-то весь осунувшийся, почерневший. Муж ничего мне не сказал и ушёл в душ. Дверь за собой закрыл. Хотя раньше никогда так не делал, даже чуть оставлял её приоткрытой, словно приглашая меня. И я так же потом стала делать.
Когда он вышел из душа, в халате я пыталась с ним поговорить, попросила прощения. Но Глеб не стал меня слушать. Отказался разговаривать. Сказал, что время разговоров закончилось. Что кредит доверия исчерпан. Каждое его слово было правдой. Да, он пытался со мной разговаривать, но я сама отказывалась, под разными предлогами. И от этого мне было ещё больнее. Я сама и только сама во всём виновата. Глеб даже попросил выйти меня, чтобы он мог переодеться, хотя раньше такого никогда не было. В его глазах было презрение. Он не хотел меня больше видеть.
Когда Глеб, переодевшись ушел на разговор с дедушкой, я собрала кое-какие свои вещи в свой рюкзак и покинула усадьбу. Машину мою уже пригнали. Приехала в дом к родителям. Отец с матерью стали задавать мне вопросы, так как внешний вид у меня был не очень жизнерадостный. Но я не хотела с ними разговаривать. Почему-то я уже не испытывала к ним той близости, которой испытывала раньше. Мне было всё равно. Я прошла в свою бывшую комнату и заперлась там. Легла на кровать, отвернулась к стене. Мне ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни кого-либо слышать. Мне хотелось просто закрыть глаза и обо всём забыть, пусть хоть на какое-то время. Я даже задремала или опять провалилась в забытьё. Но пришла в себя от того, что почувствовала сильную тошноту. Закрыв рот рукой, я выбежала из комнаты и еле-еле успела в туалет. Меня стошнило. Тошнило долго, всю выворачивало. Мамочки, что со мной? Когда тошнота меня отпустила и я вышла из туалета, увидела родителей и младшую сестру. Вот кого я меньше всего я хотела видеть, это их. Они вопросительно на меня смотрели.
— Тебя тошнило? — Спросила мама.
— Да. Съела, наверное, что-нибудь.
— Как же съела! — Ехидно ответила Кристина. — Ты беременная! Я так и знала! Ты всегда лжёшь! Ты мне не сестра! — В итоге со злостью крикнула она.
— Вы о чём, девочки? — спросил отец.
— Ни о чём. — Ответила Кристя. — У неё спросите.
— Знаешь, что, сестрёнка? — Меня стала разбирать злоба. — Да пошла ты, тоже мне невеста сопливая! Радуйся. Мы с Глебом будем разводиться.
— Как это, разводиться? — Отец смотрел на меня широко раскрыв глаза.
— А так. Ваша старшая дочь оказалась шлюхой! — Крикнула я. — Ты довольна, сестричка? — Выплюнув эти слова, глядя Кристине в глаза, прошла к себе в комнату.
— Аврора, стой! — Рявкнул отец. Я остановилась. — Объясни мне, что происходит?
— Я почти изменила мужу, и он меня отправил к вам, моим родителям. Достаточно?
— Значит так, дочь моя. Собирайся и езжай к мужу. Надо — на коленях стой, надо, ноги ему лижи, но назад сюда не возвращайся. — Отец был в ярости. Я его не узнавала. Это мой отец? Тот которого я любила, который меня любил и называл своей маленькой принцессой? Вдруг мне стало абсолютно спокойно. Посмотрела на маму. Она была испугана.
— Валентин, ты что такое говоришь? Она же твоя дочь! — Мама всё-таки сделала попытку меня защитить.
— Если моя дочь становится шлюхой, как она сама сказала, значит она мне перестаёт быть дочерью.
— Хорошо. Я сейчас уеду. — Спокойно ответила ему. Повернулась и ушла в свою комнату. Из рюкзака я вещи не доставала. У меня тут ещё оставалось кое-что из одежды. И даже деньги мои тут были, немного, но я и этому была рада, так как не знала, банковскую карточку мне Белозёрские заблокировали или нет. Надела свой рюкзачок, взяла сумку и вышла из дома. Села в машину. Машина моя. Записана на меня. Теперь это мой дом. Я поехала в город. Сотовый выключила. Не хотела ни с кем говорить. По дороге ещё один раз останавливалась, так как меня начинало тошнить. Да что такое то? Вроде ничего не ела. И вдруг резко нажала на тормоз. Хорошо позади меня на трассе не было машин. Мамочка, только не это. Продолжила движение, увеличив скорость. В городе заехала в ближайшую встретившуюся мне аптеку. Купила тест. В ближайшем банкомате сняла наличность. Карточка была активна. Это хорошо. Остановилась около небольшой и дешёвой гостиницы. Мне сейчас не до жиру. Оплатив на пару дней одноместный номер, закрылась в туалете. Увидев результат, откинулась спиной на стенку. Я беременна. Всё верно. Глеб в последнее время не прерывался. И я не предохранялась. Села на корточки и заплакала. Ничего не хочу. Куда я с ребёнком? Даже на работу не устроюсь…
Глеб
— Проходи, Глеб, присаживайся. — Сказал дед, указывая на свободное кресло рядом со своим. Тут же на столике стоял стакан с чаем. По аромату понял, что дед как обычно пьёт свой травяной чай. Сел в предложенное им кресло. Посмотрел на деда. Он взял стакан, глотнул из него и довольно зажмурился. — Чай будешь? — Спросил он.
— Спасибо, не хочу.
— Зря. Очень полезно для органов пищеварения.
— У меня всё нормально с органами пищеварения.
— Верю. С ними у тебя всё нормально. У тебя с другим ненормально.
— Это с чем-же?
— Что у тебя с женой?
— Ничего. Так называемая жена должна собрать вещи и отвалить к своим родителям. Надеюсь, что она так и сделает.
— Почему? — Дед опять сделал глоток из стакана. Он почему-то любил этот стакан. Такие раньше были при советской власти. Стаканы в подстаканниках.