Сделал шаг назад. Дверь, открывшись, прикрыла меня. Выскочил один из «быков». Подбежал к колодцу. Там стояло полное ведро холодной воды. Он опрокинул его и заревел от восторга. Понимаю. Я толкнул аккуратно дверь, закрывая её. Он развернулся и увидел меня. Вытаращился. В руках у меня был ПММ с глушителем. Это мясо мне было не нужно. Глухой, мягкий звук пистолетного выстрела и «братан» завалился возле колодца. Быстро подбежал к нему и оттащил за баню. Минус один! Дальше парится будет в аду. Так сказать, банька с пролонгацией! Через некоторое время ещё один вышел, второй бычара.
— Веня ты куда делся? Где холодненькое пиво⁈ — Он тоже был полностью голым, как и его подельник.
В этого стрелять не стал. Просто вогнал ему нож в шею, сзади. Минус два. Банька у чертей пополнилась ещё одним клиентом. Мне их было не жалко. Потом шагнул в предбанник. Оружие лежало тут же. Отлично. Всё оружие разрядил. Патроны выкинул на улицу. Сидел в предбаннике, ждал.
— Иди посмотри, где эти два придурка потерялись? — Услышал голос Сибирского. В предбанник вышел его доверенный. Увидел меня и замер. Правильно на него смотрел цилиндр глушителя. Я встал, шаг к «братану». Жестом показал ему развернуться. Потом ткнул навёрнутым на пистолет глушителем в затылок.
— Заходим. — Тихо на ухо сказал ему. Зашли в комнату отдыха. Ещё пока живой мой кровник сидел за хорошо накрытым столом. Был завёрнут в простыню. Когда мы зашли, глодал куриную ножку.
— Здравствуй, Вова.
— Ты кто? В натуре?
— Конь в пальто. Тебе привет от Глеба и Авроры Белозёрских. Сейчас я грохну твоё доверенное лицо, потом отстрелю тебе яйца и оставлю здесь, тебя, умирать. Как тебе такой расклад?
— Хреновый расклад. Ты знаешь на кого наехал?
— Знаю. Вставай.
Сибирский продолжал сидеть. Я ударил рукоятью пистолета своего заложника по затылку. Он отключился.
— А знаешь, я не буду в тебя стрелять. — Сказал, глядя ему в глаза. Выбросил пистолет в предбанник. — Я тебя порежу на куски. — Вытащил свой нож. Сибирский схватил нож со стола.
— Ну давай. — Он радостно усмехнулся. Я ударил ногой в край стола. Тот сильно сдвинулся. На пол полетела закуска. Пустые бутылки. Стол ударил в низ живота самого Сибирского и он рухнул задом на кожаный диван. Толчок ноги и я заскочил на стол. Голову пришлось пригнуть. Потолок низкий. Ну ничего. Авторитет махнул ножом. Но не достал меня, зато получил удар тактическим ботинком в лицо. Всё. Алес. Забрал у него нож. Добавил ещё кулаком, выключая его окончательно. Потом вытащил урода из-за стола. Кровь у него хлестала из носа, разбитых губ и правой брови. Мне было плевать. Связал капроновым шнуром обоих «братанов». Подождал, пока Сибирский не придёт в себя. Сфокусировав взгляд на мне, смотрел с ненавистью. Я усмехнулся:
— С тобой хочет пообщаться один человек. Надеюсь, ты сам понял, кто? Если бы я не обещал ему не заниматься самодеятельностью, то прирезал бы тебя, как барана сразу. Поэтому проживёшь ещё какое-то время.
Ещё когда зашёл только в комнату отдыха, заметил спутниковый телефон, лежавший на столе возле Сибирского. Очень хотелось прирезать урода, но я обещал Константину Семёновичу. Вышел на улицу, разложил антенну и набрал номер телефона старшего Белозёрского.
— Константин Семёнович? Это Стив.
— Слушаю тебя, Станислав.
— Я их нашёл. Пусть приезжают Ваши люди. — Объяснил, где нахожусь и как добраться. Оставалось только ждать…
Аврора
Сидела рядом с постелью Глеба. Держала его за руку. Я когда первый раз его увидела в больнице, чуть сама в обморок не упала. Худой какой. Лицо землистого цвета. Он был не похож на того, моего мужа. Высокого, красивого, уверенного в себе и улыбающегося. Это всё из-за меня. Мне нужно было поехать ещё тогда, в тот же день, вечером, когда он сказал: «Приезжай». Но нет. Боялась. Чего боялась? Что он не простит? Но он уже простил, когда стал разговаривать со мной и согласился встретиться, поговорить. Я ездила теперь каждый день. Глеб почти месяц не приходил в сознание. Дома, в усадьбе было тихо все это время. Никто громко не разговаривал. Никто не смеялся. Никто не слушал музыку. Я жила вновь там. Меня привезли из больницы сразу туда. Я спала в нашей с Глебом постели. Одна, закутавшись в одеяло. Наше супружеское ложе ещё пахло им, Глебом. Неуловимый и такой родной запах. Я плакала в подушку. Плакала тихо, чтобы никто не слышал. Пока Глеб не очнулся, я не выходила из дома. Меня никуда не пускали. Да я и сама никуда не хотела. Тем более, идти мне было некуда. К родителям? Нет. Только не туда. Я не простила отцу, что он меня выгнал. Выгнал на улицу. Моим домом стал дом моего мужа, его деда, моей свекрови. Моей золовки, сестры Глеба, которая отнеслась ко мне, в отличии от моих родных очень тепло. Хотя по началу я думала, что она меня почему-то ненавидит. Ксюша очень хорошая. Я видела, как она переживала за Глеба. Она перестала ездить на свидания, на какие-то вечеринки. Не смотря на наличие своей квартиры, Ксюша тоже жила в усадьбе. Как мне сказал дедушка, это требования безопасности. Против Белозёрских начали войну. И первым под удар попал Глеб, мой муж и наследник всей империи Белозёрских. Они думали, что убрав Глеба, они уберут и Константина Васильевича. Что он не переживёт смерть внука. Ведь он когда-то потерял своего сына, отца Глеба. Но они ошиблись. Глеб выжил. Пусть и находился между жизнью и смертью. Да, я видела, что всё произошедшее тяжело отразилось на дедушке. Да ещё в его-то возрасте. Но Константин Васильевич оставался как скала. Я не знаю, чего ему это стоило. Но всех его ближайших родственников и тем более нас, молодое поколение сразу укрыли и взяли под защиту. Ведь кроме Глеба была ещё Ксюша и Владимир, младший брат моего мужа.
С того дня, как Глеб пришёл в сознание, прошёл ещё месяц. Нам, наконец, разрешили выезжать в город. Я защитилась. Теперь я была дипломированным специалистом. Сразу подала документы в ординатуру. Всех больше за меня хлопотала Ксюша. Мы вообще сильно с ней сблизились. Дежурили у Глеба в больнице. Она как-то мне сказала, что угроза миновала. Что дедушка разобрался с теми, кто чуть не убили Глеба. И улыбаясь, сказала мне:
— Помнишь того урода, который приехал к тебе в гостиницу?
— Конечно, помню. Меня до сих пор в дрожь бросает, как я вспоминаю это. Спасибо тебе, Ксюша, что ты приехала тогда.
— Дорогая, можешь забыть о нём.
— Как это забыть? А если он опять где-нибудь встретиться мне? Он страшный человек. Я его очень боюсь.
— Я же сказала, забудь о нём. Ты его больше никогда не увидишь. С ним случился несчастный случай.
— Как это?
— Вот так. Говорят, уехал куда-то в заповедник, по охотиться, а там его медведь задрал.
— Боже, кошмар какой.
— Да, не повезло. Медведи они такие. Раз и голову отрывают. — Я смотрела на Ксюшу шокировано.
— Как голову отрывают?
— Очень просто. Говорят, его так и хоронили. Голову просто приставили в гробу, представляешь⁈
— Он, конечно, Ксюша, плохой человек, но его смерть ужасна!
— Знаешь, Аврора, если честно, то наплевать на него. Каждый получает по делам своим. И давай закончим это разговор. Главное, что можешь его не боятся больше.
Мы с Ксенией, как я говорила ранее, дежурили у Глеба. Сами за ним ухаживали, мыли, убирали, хотя это мог делать и медперсонал, тем более за моего мужа платили просто бешенные деньги. Но для меня было неприемлемо, чтобы кто-то моего мужа касался кроме меня. Ксюша не в счёт. Она его сестра. Спустя месяц после того, как он очнулся, Глеб стал говорить. Плохо говорил. Отдельные слова. Ведь у него была повреждена челюсть. Но для меня и это было за счастье. Это говорило только об одном, он идёт на поправку. Я видела, как его глаза наполняются радостью, когда я приезжала. Я садилась рядом с ним. Брала его руку в свою. Он сжимал мою ладошку, а я его.
— А…ро…ра, дра…ст…уй. — говорил он мне каждый раз.
— Здравствуй, любимый. Как ты себя сегодня чувствуешь?
— Лу…ше…ем…в…ра. — И пытался улыбнуться. Получалось у него плохо. Но это ничего.
Потом он клал свою ладонь мне на живот и смотрел с вопросом. Я улыбалась.
— Всё хорошо. Токсикоз есть, но это нормально. Это пройдёт. Ребёнок хорошо развивается. Вчера после тебя ездила в консультацию. Мне сделали УЗИ. Сказали, кто у нас родиться. — Я замолчала. Муж смотрел на меня во все глаза. Я улыбнулась. — Глеб, скажи, а ты кого бы хотел? Мальчика или девочку?
Я видела, как он заволновался. Сначала ничего сказать не мог. Мне даже пришлось его успокаивать.
— Родной, не волнуйся.
— М…е… вс…ра…о… сы…ын… хор…шо… до… тож…е… хор… шо… лав…ное… доров… выы…е.
— То есть, ты будешь рад и сыну, и дочке?
— Да…аа.
Он прижимал ладонь к моему животу, и я увидела, как из его глаз стали скатываться капельки слёз. И я поняла в тот момент, что он очень за меня переживает. Переживает, что не может находиться рядом.
— Глеб, не беспокойся за меня. За мной такое внимание. И со стороны дедушки, он очень ждёт своего правнука или правнучку. Мама твоя беспокоится обо мне. Про Ксюшу вообще молчу. Туда не ходи, это не поднимай, слишком тяжело. Это не ешь, вредно ребёнку. Я уже не знаю куда бежать. Они все искренни. Все хотят мне добра. Мне и нашему малышу. Ксюша всё меня допытывает, как назовём малыша. Ещё никто не знает, что будет девочка. Я тебе первому сказала. Но Ксения уже имена выбрала и для мальчика, и для девочки. Нет, она не настаивает, говорит, что это прерогатива родителей. Но она хотела бы, чтобы девочку мы назвали Софьей. А ты как думаешь?