Она подошла к деревянной бадье с холодной водой. Умыла лицо. И вышла в предбанник. Я опять обернул бёдра полотенцем и вышел вслед за ней. Она сидела на лавочке. Сел рядом с ней.
— Алён, квас есть?
— Есть. — Ответила она, не глядя на меня.
Выглянул из бани. Увидел на крыльце одного из своих бойцов. Крикнул ему, чтобы сказал мамане принести квас.
Сидели с ней на лавочке. Алена кусала губы, но глаза не открывала. В предбанник зашла Степанида Никаноровна. Глаза, как лазерные пушки, готовы были испепелить меня. Но взглянув на дочь, промолчала. Только губы поджала. В руках у неё был кувшин и две кружки.
— Спасибо, мамаша. — Забрал у неё кувшин. Глотнул прямо из него. Отличный квас. Холодный и ядрёный, так, что скулы свело. Я даже закряхтел. — Квас просто вещь.
Степанида глянула ещё раз на дочь. Та отвернула лицо. Продолжала кусать губы. Но потом взглянув на мать, отрицательно качнула головой. Старуха выдохнула облегчённо и вышла. Налил квас в кружку.
— Пей, Алёнушка. Хороший квасок, как раз такой, какой я люблю. Сама делала или маманя?
— А тебе какая разница? Дали, пей.
— Мне большая разница. Очень хотелось бы, что этот квас делала ты.
— Почему? — Посмотрела на меня недоумённо.
— Как почему, душа моя? Если сама делала, значит в доме всегда такой квасок будет.
— В чьём это доме?
— В моём. В чьём же ещё⁈ — Я сидел и улыбался. Алёнка отвернулась. — Остыла? Тогда пошли.
— Что опять?
— Не опять, а снова. Только на этот раз я тебя парить буду.
— А я не хочу, чтобы ты меня парил.
— Душа моя, ты ещё не поняла, что здесь и сейчас есть только моё желание? А твоё желание или совпадает с моим, или отсутствует, как класс рабовладельцев при социализме. Поняла? — Сопела зло своим носиком и засверкала опять глазищами. Я просто наслаждался! — Подскочила и вперёд в парилку. — Рявкнул ей.
Алёна встала:
— Сволочь, ненавижу тебя.
— Это сколько угодно.
Она остановилась около полока. Посмотрела на меня.
— Чего смотришь, детка? Рубашку скидывай и ложись. — Некоторое время ломали друг друга взглядами. Наконец, она зло сняла её через голову, чуть не порвав, даже ткань затрещала, швырнула её мне под ноги и легла на полок, лицом вниз. Ну вот, дорогуша, а ты ломалась, даже юбка не помялась! Наслаждался видом красивого, спелого, как персик, молодого женского тела. Это просто праздник какой-то! Взял два веника, пихтовый и берёзовый. Поддал немного пара, добавив в ковшик кваса. Пошёл хлебный дух. Жесть! Начал её парить, сначала аккуратно и нежно, постепенно наращивая темп. Тело Алёнки было красным, как раскаленные угли в горне. Потом помял ей спину. Когда коснулся её руками, она вздрогнула, но ничего не сказала и продолжала лежать. Нормально её помял. Массаж сделал. Согнул её ноги в коленках и постучал пихтовым веником ей по ступням. Очень пользительно, между прочим. Так как на ступнях ног много точек, воздействие на которые, хорошо отзывается на организме.
— Я уже больше не могу. — Услышал голос Алёны.
— Тогда иди, остывай. — Она встала с полка, пошла к выходу покачиваясь. Схватил бадью с водой. — Стой. — Она замерла. Вылил на неё воду. Она вздрогнула. Её тело напряглось. Но молодец, промолчала. Так не поворачиваясь и вышла. Я за ней следом. Расправил простынь и укутал её. Усадил на лавку. Налил квас в кружку. — Пей. Сейчас у тебя релакс попрёт.
Сидели с ней и молчали. Она потягивала квас и посматривала на меня. Мне надоела игра в молчанку.
— Как себя чувствуешь?
— Скажи, зачем всё это?
— Что?
— Вот это всё? Я что, думаешь, не понимаю, зачем ты меня сюда привёл?
— А зачем я тебя сюда привёл?
— Не прикидывайся дурачком! Ты же меня привёл сюда для… — Она замолчала.
— Ты имеешь ввиду разложить на лавке?
— Да. И удовлетворить свою звериную похоть.
— Звериную похоть! Хорошо сказано, Алёнушка. Да, ты права, я похотливый зверь. Так что на лавке обязательно будем раскладываться и не только на лавке. Это само собой. Но не сегодня.
— Не понимаю?
— Ты ещё не готова. Вот когда будешь готова, тогда всё и произойдёт.
— Готова это как?
— Когда ты сама ко мне придёшь, сама обнимешь, сама целовать будешь, шептать слова любви, говорить, что хочешь родить мне ребёнка. И всё это не под принуждением, а по велению своего влюбленного сердца.
У Алёны глаза были как два блюдца. Она смотрела на меня шокировано, даже кружку отставила. Потом захохотала.
— Ты совсем больной⁈ — Закричала она. — Такого никогда не будет. Да я лучше умру, чем сделаю хоть что-то из того, чего ты тут наговорил. Идиот! Давай, ударь меня! — Она подскочила с лавки и кинулась на меня, колотя своими кулачками. Тоже встал, перехватил её руки и прижал девушку к себе. Я чувствовал её учащённое дыхание своим лицом, чувствовал её разгорячённое тело через ткань простыни. Смотрел в её огромные, как два тёмных омута, обрамленные красивыми изгибами бровей и длинными ресницами глаза. Она замолчала. Дернулась в моих руках пару раз и замерла.
— Успокоилась? Так вот, сюда я тебя привёл исключительно попарится.
— Зачем заставил меня раздеться? И сам передо мной голый был? — Тихо проговорила она.
— Алён, ну ты чего? Как это зачем, чтобы мы друг на друга посмотрели и себя показали. Ты мне понравилась. Ты же как наливное яблочко. Укуси тебя и сок брызнет в разные стороны, по губам потечёт. И я тебе понравился. Не надо так на меня смотреть. Я же вижу, чувствую, что как только касаюсь тебя, даже просто, вот так рядом, когда стою, у тебя в груди всё замирает, а сердечко начинает бешено колотиться и кровь горячая бежит быстрее по венам, и по телу у тебя начинает жар разливаться. Именно по этому ты придёшь сама, Алёна, сама будешь обнимать меня, целовать, говорить как любишь меня и что жить без меня не можешь. Пусть это случиться не сегодня, не завтра, пусть через год, но это случиться тогда, когда устанешь бороться с собой. Вот тогда всё и произойдёт. Ты меня уже никогда не забудешь. Ты будешь помнить меня, мои глаза, улыбку, мои руки, моё тело. А сейчас просто попарились. Спасибо тебе. Я как будто заново родился.
— Такого не будет. — Проговорила Алёна и отвернула лицо. Я отпустил её. Она повернулась ко мне спиной, скинула простынь, стала одеваться. Всё молча. На меня старалась не смотреть. Я не мешал ей. Мне ещё помыться нужно. Хотел конечно, чтобы она мне спинку потёрла, но сегодня видать не судьба. Не будем перегибать палку. Одевшись и не оглядываясь, Алёнка выскочила из бани. Давай беги, детка. Никуда ты от меня не денешься.
Старик пришёл на следующий день ближе к вечеру. Я почувствовал его так, как чувствуют друг друга два волка.
— Стив, — услышал в гарнитуры рации снайпера, сидевшего на чердаке, — тут собака появилась, которая вчера убежала.
— Понял. Приготовились. Старик пришёл.
Парни подобрались, как хищники перед рывком. Бабку Степаниду с детьми заперли в горнице.
— Алёна иди-ка ко мне.
— Зачем?
— Мне повторить? — Всё это время мы с ней не разговаривали. Она не смотрела на меня, полностью игнорируя. Я к ней не лез. Просто наблюдал за ней. Подошла ко мне. Я взял её под руку. — Пойдём выйдем на крылечко.
Она дернула руку, пытаясь вырвать, но я сжал ей локоть.
— Пошли. Там твой папенька пришёл. Встретим родителя⁈ — Усмехнулся. Увидел в её глазах страх. Но страх этот был не за себя, а за близкого ей человека. Молча вывел её на крыльцо. В отдалении бегала лайка.
— На золотом крыльце сидели, — улыбаясь проговорил я детскую считалку, глядя девушке в глаза, — царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей. Да милая? Кто твой папочка? Царь или портной? Сейчас узнаем.
Оглядел округу.
— Старик, — крикнул я, — я знаю, что ты пришёл. Выходи. Мы с твоей дочкой ждём тебя. — В ответ тишина. Почувствовал, как Алёна напряглась. Стала как натянутая струна. — Без глупостей, дорогая. — Спокойно сказал ей. Потом опять крикнул, обращаясь к егерю. — Выходи. Надеюсь, ты не совершишь глупости? Одну ты уже совершил и подставил свою семью. А теперь прими решение, ты или твоя семья?
Мы спустились с крыльца. Из дома вышел один из моих бойцов. Встал позади нас, вытащил из кобуры пистолет и направил Алёне в голову. Мы простояли так минуты две.
— Михеич, я жду. — Крикнул вновь.
— Стой. — Он вышел из-за сарая в дальнем углу подворья. Молодец, близко подобрался, а снайпер проворонил его. — Отпусти дочь.
— Отпущу. Иди сюда. — Егерь подошёл. — Брось ружьишко и ножичек. — Он отбросил карабин и охотничий нож. Я отпустил Алёну. Боец убрал пистолет от её затылка. Я подошёл к старику. Он, так же, как и все члены его семьи, смотрел на меня с ненавистью. Я обошёл его и встал у него за спиной. — Ну вот мы и встретились Фрол Михеич. — Он молчал. — Ты хоть понял куда ты влез? Вижу, не понял. Плохо. На деньги позарился? Жадный ты, дядя Фрол. А жадность фраера губит. Ты думаешь, кто хозяин здесь? Отвечай.
— Что ты хочешь услышать?
— Кто здесь хозяин?
— Белозёрский.
— Кто именно из них? Их много.
— Хозяин прииска.
— Молодец, дядя Фрол. А теперь скажи мне, он сделал тебе что-то плохое? Тебе или твоей семье?
— Нет.
— Нет, вот видишь. А ты хотел его убить. И что с тобой делать? Может сжечь здесь всё? Или ты думал прибежишь сюда, заберёшь семью и спрячешь её в одном из своих схронов? Так не ты один следопыт здесь. Есть и другие. Долго бы ты пробегал, с семьёй то? Не долго. Мы бы всё равно тебя нашли. А для меня это было дело принципа.