— Я в курсе. У меня прадед в своё время сошёлся с шатуном.
— Застрелил?
— Нет. Получилось так, что ему пришлось вступить в тесный контакт с ножом в руке.
— Выжил?
— Выжил. Даже шатуна завалил. Правда зверушка помяла прадеда.
— Везунчик. С ножом если выходишь, как и с рогатиной, у тебя есть только один шанс, который ты можешь использовать. Упустишь, тогда всё. Поломает. Давно это было?
— Да. В начале 20-х годов, на Урале тогда мои предки жили, в Сибири. Гражданская ещё до конца не окончилась. Прадед тогда молодой был, только женился. Вот как-то по зиме у них и объявился шатун. Женщину одну с мужиком задрал. Они из соседней деревни возвращались от родственников. Вот мишка их и подкараулил на лесной дороге то. А перед этим снег прошёл. Он сначала лошадь завалил потом людей. Они убегать пытались, да куда там. Сначала мужика догнал, он пытался медведя задержать, потом его жену. По глубокому снегу много не набегаешь, да ещё в тулупе, да в валенках. Вот и собрались мужики с деревни, облаву сделать. Прадед мой пошёл. «Берданка» у него была. А она однозарядная же. Выстрелил, патрон самому надо в патронник засовывать.
— Знаю я «берданку». Была у меня такая по молодости. От отца оставалась. Но у него и карабин «Мосина» имелся.
— Так вот, «берданка» у него и нож, охотничий, широкий, сантиметров 15 лезвие было. Мне про то дед рассказывал. Прадеда то я не застал. Он в войну погиб. Пошли они облавой и как-то так получилось, что оторвался он от остальных. Почему так, никто уж и не помнит. И вот, как раз тут на него шатун-то и напал. В засаде он сидел. Даже собаки его не учуяли. Прадед, берданку вскинул, нажал на спусковой крючок, а в ответ сухой щелчок и всё. Осечка. Скорее всего капсюль отсырел или изначально патрон с изъяном был. Перезаряжать времени нет. Медведь то уже около него на задние лапы встаёт для объятий. «Берданку» в сторону, выхватил нож из ножен. Знал, что у него только один шанс, надо сразу попасть медведю в сердце. Если промажешь, всё конец. Шатун порвет, да поломает. Сошлись они. Шатун облапил его, а прадед ему нож в сердце вогнал. Медведь на нём тулуп рвёт, да лицо укусить пытается. А прадед не даёт. Он хоть и не такого большого роста был, да жилистый. А потом завалились они. Прадед на спину, а медведь на него. Прадед думал, что всё, конец. Так их и нашли мужики то. Прадед пытался из-под мёртвого мишки выбраться. Здоровая зверюга попалась.
Когда закончил рассказ, заметил, что меня слушал не только Фрол, но и жена его, стоявшая, оперевшись плечом на косяк и Алёнка.
— Повезло, твоему прадеду. Удачно он попал. Не всем так везёт. — Проговорил Фрол.
Мы ещё с ним посидели, чай попили с пирогом.
— Ладно, Станислав. Поздно уже. Пора почивать. Тебе в горнице постелят.
Когда зашёл туда, постель мне Алёнка стелила. Встал, смотрел на неё. Она стелила нагнувшись. Была в домашнем халате и тёплых тапочках. Стоял, как дурак и пялился на её зад. Постелив, она выпрямилась и повернулась ко мне.
— Ну и что смотришь? Что увидел там?
— Красивую женщину, стелющую мне постель. А что Алён, нельзя уже на тебя и посмотреть? — Я усмехнулся.
— Ты мне не муж, чтобы на мой зад смотреть. Слюни подбери. Дай пройду.
Я стоял, загородив ей выход из комнаты. Продолжал улыбаться.
— Пусти сказала. — Недовольно засопела и раскраснелась. Шагнул в сторону, освобождая выход. Она вышла. Я спросил её, прежде чем она скрылась в другой комнате.
— Алёнка⁈ — Девушка оглянулась. — Скажи, а когда ты будешь так же стелить нашу супружескую постель?
— Супружескую? Никогда! Я же тебе сказала, слюни подбери. Идиот. — В ответ я засмеялся. Она выскочила, как ошпаренная. Потом долго лежал в темноте. Всё никак не мог уснуть. Знал, что за стенкой она так же лежит. Может даже и не спит. Вспоминал, как парил её в бане. Потом сегодняшний день. Вспоминал её слова, как стелила мне постель, как сверкнула зло глазами. Дурочка ты. Я же люблю тебя. Чего ершишься? Не обижу ведь тебя. Всю жизнь любить тебя буду. С этим и уснул.
Утром встал рано. Ещё утренние сумерки были. Но это я так думал. Оказывается, всё семейство уже было на ногах. Вышел в большую комнату. Степанида Никаноровна накрывала на стол. Алёнка ей помогала. Разносолов не было. Всё по-простому. Яичница, пожаренная с салом. Зельц, порезанный кусками, хлеб ржаной, крынка молока, чай с рыбным пирогом. Это всё. Но этого было достаточно.
— Проходи, Станислав, садись. — Сказал егерь. — Позавтракаем да в путь пора. Ты же хотел помочь шатуна извести?
— Конечно. И от своих слов не отказываюсь. — При этом смотрел на Алёну. Она демонстративно на меня не обращала внимания. Степанида Никаноровна посмотрела на свою дочь. Та на неё. Старшая сверкнула глазами и поджала губы. Алёна не отвела взгляд от матери. Они некоторое время глядели друг на друга, потом Алёнка отвернулась, вышла в сени. Что это у них???
Умылся холодной водицей. Сел за стол. Опять ели с Фролом вдвоём. Женщины за стол не садились.
— Военный? — Спросил меня егерь.
— Был военным.
— А что так? От службы сбежал?
— Не сбежал. Ушёл.
— Воякам же хорошо сейчас платят. Или у хозяина больше платят?
— Больше. Но не в этом дело.
— А в чём?
— Во многом.
— Ладно. Не хочешь, не говори. Жена есть?
— Была. Да пока бегал по горам, да по лесам, сбежала. К более богатому и который рядом всегда.
— Даже так?
— Да, так. А что?
— Ничего. А чего не женился? В столице, чай, баб красивых хватает⁈
— Хватает. Выше крыши. Только бабки успевай отстёгивать.
— Жадный что ли? — Я усмехнулся. Насчёт жадности так на себя бы посмотрел, мать его.
— Не жадный. Просто не встретил ту, которая не только женой мне станет, но и дочь мою полюбит.
— А с тобой дочь?
— Конечно. Она убежала даже дитя своё больное кинула. Мразь такая. — Последние слова сказал, не сдержавшись.
— Дочь больная?
— Сейчас уже нет. Спасибо Глебу. Спас её и меня заодно. Так как без дочери жизни себе не представлял. Теперь ты понял, егерь, чем я Глебу, хозяину обязан? Это не банальная зарплата, деньги. Это жизнь твоего дитя. Потом мы крестили её. Хозяин крестным у неё стал. И я знаю, чтобы со мной не случилось, мою дочь он не бросит. Ладно, Михеич, чего ты этот разговор завёл?
— Да так. Человека узнать. Поел?
— Да.
— Тогда пошли. Солнце уже скоро встанет. С минуты на минуту.
Допил чай и поднялся из-за стола. Посмотрел на хозяйку.
— Спасибо Вам, Степанида Никаноровна, за завтрак. — Она впервые мне улыбнулась и кивнула.
Собрались с Михеичем быстро. Я закинул карабин за спину. Михеич достал лыжи. Широкие, с оленьим мехом на полозье. Когда вперёд идешь, мех ложиться, по направляющему. А если назад, дыбом встаёт и не скатишься. Заметил, Алёнка тоже собралась. Свои лыжи притащила. Ружьё. Смотрел на неё и недовольство стало во мне нарастать.
— Ты куда собралась?
— С вами. А что?
— Ты никуда не идёшь.
— Что значит я никуда не иду?
— Я, сказал, ТЫ НИКУДА НЕ ИДЁШЬ! Что не понятно? Зад к лавке прижала! — Она отступила в шоке от меня… К лавке.
— Ты что здесь раскомандовался? — Алёнка опомнилась и закричала на меня. В её глазах была ярость. Как же она мне нравится. Но она никуда не пойдёт. Посмотрел на Фрола.
— Она никуда не идёт. Мы вдвоём справимся. Или я иду один.
Егерь перевёл взгляд на дочь.
— Алёна, ты остаёшься.
— Папа, что значит я остаюсь??? Что ты его слушаешь⁈
— Я сказал, что ты остаёшься. Стас прав. Нечего бабе за шатуном бегать.
Алёнка зло смотрела на меня и в данный момент я чувствовал, знал, что она ненавидит меня. Всей своей душой. Но мне было плевать. Пусть ненавидит, главное дома останется.
Вышли с Фролом, надели лыжи. Двинулись. Шли по снегу час. Вот Фрол остановился, замер. Я тоже. Вслушивался в зимнюю тишину леса. Ничего такого. Но Фрол поднял ладонь в жесте «молчать».
— Здесь лось задранный. Шатун где-то ходит кругами. — Я смотрел вперёд. Наконец, увидел полуобглоданную тушу лося, чуть припорошенную снегом.
— Значит не попался в капкан? — Спросил егеря.
— Нет. Я же тебе говорил, наш мишка, умный зверь, хитрый. Ладно, пойдём посмотрим, был ли он здесь или нет?
Фрол двинулся вперёд. Прошел совсем немного, почти дошёл до убитого лося. Как снег перед ним взорвался снежной пылью и фейерверком. И я увидел огромного медведя. Мать вашу!!! Фрол инстинктивно качнулся назад и закричал кривом боли. Лязгнул металлом капкан. Твою дивизию, егерь попал в свой собственный капкан. Упал, отбросив карабин в сторону. Медведь заревел, у меня мурашки по спине побежали. Мозг работал, как компьютер. Медведь двинулся на лежачего Фрола. Надо его отвлечь! Я заорал, как дикий зверь, вскидывая свой карабин. Шатун повернул на меня. Приклад упёрся мне в плечо. Палец давит на спусковой крючок… Слышатся сухой щелчок. Да мать вашу. Передёргиваю в темпе затвор — патрон перекосило и заклинило. А медведь уже близко к Фролу… Я опять закричал, отвлекая монстра от будущего тестя. Шатун, пошёл на меня, посчитав более существенной угрозой. Я отбросил карабин. Выхватил нож. Свой боевой нож. Хороший нож. Шагнул вперёд, к медведю. Лыжи сбросил раньше…
…Твоя мать для меня плясала,
В худой одежде из кедровой коры
она для меня плясала…
В худой одежде из еловой коры
она для меня плясала…