— Поделишься глиной? А то с моей что-то не то, подсохла, что ли, сильно…
— Да, блин, забирай хоть всю! — и Серый с явным остервенением швырнул в противоположную от себя сторону брусок.
— Да не, тебе же тоже надо…
— У вас все в порядке? — поднял глаза Илья Александрович. Ополоснув руки, он оставил свое дело и приблизился к столу Вики и Зайцева. Заботливый взгляд схватился за кусок, принадлежавший девушке. — Не нужно брать новый, Виктория. Действительно, глина немного суховата — просто добавьте побольше воды. Вот так. — Добрыня набрал в пригоршню воды и сбрызнул материал, а после — стал втирать, вбивать. — Вот вы любите готовить? — спросил он Вику. Та захлопала глазами.
— Если честно, нет…
— Ну ладно. А массаж делаете? Мажетесь, может, лосьонами — или что вы, девушки, любите?
— Ну да…
— Ну вот. Представьте, что этот кусок — тоже ваше тело. Он должен быть увлажненным и попросту расслабленным. Сделайте этой глине хороший массаж, в конце концов! А если сложно разминать руками — вот, — и Добрынин отошел к крайнему столу, на котором лежали казенные простые инструменты, и взял скалку, которую и вручил студентке. — Намочили — втерли — раскатали. Станет помягче — постарайтесь больше мять руками. Это только с непривычки трудно. Так… А у вас, Сергей, как дела? — с улыбкой обратился он к Зайцеву, глядя в глаза.Тот, икнув от неожиданности, указал преподавателю на свою глину, которую за время созерцания неплохо привел в боевую готовность.
— Да, вот… Нормально? — спросил Серый. Спросил в своей манере: мерзко ухмыляясь, потягиваясь и делая вид, что ему совершенно неинтересно. Но взгляда от преподавателя не отрывал, читая каждую эмоцию на лице богатыря Добрыни.
— Ну сомните, сомните. Скатайте сейчас ровный шар, — попросил Илья Александрович. Серый недоверчиво на него посмотрел. И повиновался. Шар получился ровный, материал послушался быстро. А Зайцев вопреки характеру почему-то не спешил праздновать победу, а только поглядывал на Илью Александровича. Тот придирчиво осмотрел шар, взял в руки, раздавил, помял. Скатал снова, смочив ладони и восполнив ушедшую влагу — и вернул Сереге.
— Что ж, очень хорошо. А мне уж нажаловались, что вы скульптуру не любите. Хорошо же! — Илья Александрович снова разулыбался, а затем отправился посмотреть, как справляются остальные. Каждому он помог, каждому посоветовал. Понятно было, конечно, что не будь это факультативом с заведомо низкой посещаемостью — уделять столько же внимания каждому Добрынин бы не смог. Но сейчас его совершенно ничего не останавливало. Зайцев в свою очередь воспрял духом. Похвала повлияла на него как-то по-особенному, нежели обычно.
— А теперь я покажу вам, как работать с гончарным кругом, — объявил Добрынин. — Поучимся мы постепенно все, чтобы каждый смог определиться, будет он круг использовать для итоговой работы или нет. Разминка глины на нем похожа на разминку вручную, поэтому обычно гончары не делают одну работу дважды. Но на сегодня мы сделаем исключение.
Илья Александрович бросил свой ком на круг и нажал на педаль, запустив вращение. Влажные руки легли на бесформенный кусок, легко сжали — одна сбоку, вторая сверху, — и глина, словно живая, сформировалась в цилиндр с округлой верхушкой. По аудитории прошелся восхищенный и заинтересованный гул. Серега был внимателен и собран. Он переживал, что отвлекается от своей задачи. Его раздражало влияние Ильи Александровича на него самого. А еще больше дергал тот факт, что богатырь казался всецело идеальным. Как и те изделия, что он лепил. И Серый притих, затаился, выжидал удачный момент для нападения.
— Ну что, кто-то хочет попробовать? Здесь поработаем с моим куском, не будем пачкать лишнего. Может быть, Саша? — предложил Добрынин девушке в противоположном от Зайцева краю аудитории. Она тут же смутилась такой возможности. Но спустя мгновение переборола себя и отправилась к преподавателю. Зайцев полоснул по ней неприветливым взглядом. Саша показалась ему абсолютно неинтересной и обыкновенной. «Разве такими вообще бывают творческие люди?» — закатил глаза Серега, состроив кислую мину и подперев голову рукой.
— Прямо за ваше место? — улыбнулась светловолосая Александра и, получив положительный ответ, села за круг. Педаль показалась ей достаточно тугой. И плавность материала в руках мастера приобретала совершенно неожиданный эффект в ее. С первого раза ничего не вышло, и девушка заметно посмурнела.
— Ничего страшного. Просто не давите так сильно. С кругом лучше не спешить. Разрешите? — Илья Александрович положил ладони поверх рук Александры, направляя ее. Глиняный ком выровнялся, приподнялся. Тут же позади Сереги послышались смешливые шепотки — кому-то зрелище показалось довольно двусмысленным. Добрынин, впрочем, если и услышал это, то виду не подал. Какое-то время он еще наблюдал за тем, как Саша справляется без его помощи, а потом поднял вопрошающий взгляд на аудиторию.
— Я! — тут же выскочил Серый и почти спрыгнул со стула. О, как его неимоверно завело то, что все обсуждали не его выходки, а какую-то умницу-скромницу. Как задевал тот факт, что пара скоро подходила к концу, а Зайцев еще не выкинул главных козырей.
— Зайцев. — Добрынин вдруг посмотрел очень строго. — Вы на каком курсе?
— На этом… На третьем. На четвертом?.. На четвертом! — заулыбался Серый.
— И как же на четвертом курсе положено вызываться к ответу?
Какие-то умники сзади молча тянули руки с честными алчными взглядами. Добрынин на них, правда, даже не смотрел — не перекидывался в назидание, как некоторые преподы. Серега понял, что его очередь приняли, просто требовали игры по правилам. Обиженный и оскорбленный, он с грохотом уронил себя обратно на стул. Казалось, что брякнул костями. И поднял руку, усиленно сжимая губы в одну прямую линию, чтобы вновь не подать голос. Сереге игра по правилам давалась еще сложнее, чем вовремя приходить на занятия: привык студент получать все, сразу и любыми доступными методами. Несовершенная политика побед, к сожалению, не была еще никем и ничем откорректирована. И Серега пер напролом.
— Подходите.
Стоило ли говорить, что Добрынин снова улыбался? Только вот в этот раз в его глазах задержалось что-то лукавое… А и правда, с чего такому толерантному к индивидуальным особенностям студентов преподавателю быть таким требовательным? Если Серегу еще не стебали, то определенно подтрунивали. Провоцировали. Несомненно, с прошлого занятия Илье Александровичу было за что мстить. Но тем временем около него уже материализовался довольный Зайцев, спешно протискиваясь за станок и чуть ли не выталкивая с него богатыря. Студент сам разобрался с педалью, сам сложил как надо руки, несколько раз наигранно возводя к Илье Александровичу глаза не дьявола, но ангелочка. Во взгляде том таилось бесконечное повиновение и интерес, пока из рук у Сереги вдруг не вышел глиняный член. Сначала по аудитории прошлись тихие смешки. Но с каждой волной они становились все громче. А Зайцев, искренне растерявшись, педаль-то жать продолжал, а вот контролировать свое детище — нет. И шатало его, как сонного солдата на карауле — то в одну, то в другую сторону, что вызвало еще более бурную реакцию у аудитории. Кто-то уже просто не мог сдержать хохот. На сей раз Добрынин не нашелся так быстро. Он, конечно, не смотрел на бесформенный болтающийся член с ужасом, но явно не ожидал, что Серега действительно выкинет такую штуку еще раз.
— Сергей… — начал Илья спустя минуту молчания, в течение которой все в аудитории успели уже испуганно затихнуть. Конечно: был ведь их Илья Александрович добряком, потому что все с ним сотрудничали… А за такое неуважение что могло случиться? — Я понимаю, что изображение символа мужской силы необычайно вас волнует, однако вы забегаете вперед. Я давал другое задание. Раз уж вы хвастаетесь, что умеете произвольно работать с формой, может, прямо сейчас покажете ребятам, как получить на гончарном круге форму конуса?
— В смысле знаю? — Серый уставился на преподавателя во все глаза, выглядел удивленным и обескураженным. — Не знаю, как это вышло, это случайность. И как исправлять — тоже не знаю. Ну ок, я попробую, — даже несколько обиженно ответил он. Выглядел Серега, что оскорбленная невинность, но все же вновь положил руки на форму. Глиняный фаллос выпрямился, но при нажатии на головку, которое произвел Зайцев, стал просто меньше, но толще. В аудитории вновь послышались несдержанные смешки, а кто-то едко пошутил про лучшие формы и размеры. Добрынин вздохнул за спиной… Он был разочарован? Возможно, просто расстроен.