Мы, конечно, тоже сразу посмотрели.
Нет, не светловолосый.
Чувствую, все с облегчением вздохнули. По себе чувствую.
Ничего, парню еще повезло. Про предыдущего учителя такой разговор шел, что у него сзади хвостик. Серьезные люди это утверждали, не какие-нибудь оборванцы.
Меня, кстати, тоже спрашивали. Ты, говорят, человек грамотный, в русской школе в райцентре учился и четыре года у русской библиотекарши по ночам гостил, рассуди – может у учителя быть хвостик? Я, помню, тогда полчаса сидел, молчал: и школу вспомнил, и библиотекаршу, какая она была даже в постели образованная и культурная женщина…
И говорю: нечего здесь собрание по поводу хвостика устраивать. Это – интимное право гражданина. Один говорит: надо Министру Образования написать, чтобы учителей осматривал тщательнее, а то если учителя с хвостиками пойдут, чему они детей с ними научат? А другой задумался: «А вдруг у них министр… тоже, а?» Хорошо, Банный день скоро был, устроили около мокрого учителя целую экскурсию, и успокоились. Тот, бедный, не понимает, что это к нему, как к святым местам, такое внимание со всей Бани… Повесился на другой день.
Одно жаль, его рядом с библиотекаршей похоронили, а я хотел сам с ней рядом лечь. Мне отвечают: мы таким способом только самоубийц хороним, а вы пока живой человек, постыдитесь. Я в тот вечер не стал выставлять кружку с ржавой водой. А, пусть деревья приходят. Не пришли.
В комнате происходило знакомство с новым учителем.
Я даже подумал, что сейчас удобный случай вас тоже познакомить с нашими людьми. Но настроение куда-то пропало. Да и удобно ли высыпать на вас сразу все эти имена? Все эти звуки мусульманского алфавита, всех фахриддинов, маруфов? Это для памяти непросто – сразу такую толпу имен запомнить. Вон учитель на все эти имена-фамилии улыбается и руки жмет, а загляни ему в череп: много там у него имен запомнилось? Так-то.
Я посмотрел на нового учителя.
Он пил маленькими глотками чай, и его лицо мне понравилось. Лицо ведь самая важная часть тела. Весь человек на нем как на ладони.
Устав, наверно, от жадности наших взглядов, учитель приподнялся:
– Большое спасибо, мне нужно сходить к Председателю.
Это он очень хорошо сказал; все одобрили. Председатель, конечно, мог и сам прийти к Сабиру, немного демократического чая с людьми попить. Но – раз не пришел, значит, нужно было идти к нему.
Когда он поднялся, все увидели, что у учителя аккуратная фигура; даже что-то спортивное в ней промелькнуло. И за что парня с такой городской внешностью к нам прислали? Наверно, не удалось там, в городе, начальству понравиться. Я снова подумал о том, какая судьба могущественная штука и какие мы в ее руках слабые муравьи.
Но выйти из комнаты не удалось.
В дверь с охами, кашлями, скрипами и другими внушающими уважение звуками вошел новый гость.
4
Вообще-то новых гостей было трое.
Двое из них значения не имели. Один совсем молодой, даже о женитьбе его родители пока не думали. Второй, конечно, взрослее. Но мозги у него еще в детстве остались, ум на тройку с минусом работает. Жена есть, дочка есть, машину тоже водить может. А сам, вместо того чтобы машину водить или с женой что-нибудь сделать, чтобы воду не воровала, – с мальчишками футбол гоняет. Несолидный парень.
Зачем они пришли? Сами бы не пришли, смущение бы их сюда не пустило.
Со Старым Учителем пришли.
Слова «Старый Учитель» я бы хотел подчеркнуть жирной красной ручкой; сейчас поймете зачем.
Футболист Учителя под локоть поддерживает, волнуется, на лице целая лужа пота. Улыбка тоже такая, кусок электропровода под напряжением. Вот-вот замкнет. Волнуйся, волнуйся. Это тебе не мячик ногами мучить, здесь культура требуется.
Второй рукой Старый Учитель опирается на палку, при виде которой на многих в комнате нахлынули разные детские воспоминания.
Большой педагогический эффект в свое время эта палка имела.
Теперь она, как и ее хозяин, на пенсии. Редко когда она подскочит и станцует андижанскую польку на чьей-нибудь несообразительной спине. Учитель проводил часы своей старости у себя, в доме, который когда-то сам и построил. Глаза его привыкли к темноте, слух – к неторопливому шуршанью крыс. Крысы его палки не боялись, возможно, даже посмеивались над ней в глубине души.
Выходил Старый Учитель редко, но торжественно.
Последний раз случилось это на похоронах учителя-самоубийцы.
Вообще-то хоронят у нас всегда с каким-то философским удовольствием, но народу тогда пришло немного. Некоторые не одобряли эту смерть: хотя в смысле хвостика учитель себя оправдал, но какой пример он своим повешением школьникам показывает? «Да, не подумал, – кивали другие. – Завтра, глядишь, все дети с веревкой начнут экспериментировать».