Описание превратных форм как таковых создает объективную видимость того, что за ними скрывается и адекватное им (как бы «оправдывающее» их) содержание. Так, для описываемых в микроэкономике механизмов поведения фирмы и потребителя, взаимодействия агентов на рынках факторов производства адекватны теории предельной полезности, предельной производительности, факторов производства и др. Адекватны именно потому, что они описывают поведение экономических агентов, находящихся в условиях объективно формирующегося товарного и денежного фетишизма.
Если принять данную посылку (economics есть адекватное, хотя и неполное отображение превратных форм буржуазной экономики), то можно сделать вывод, что лежащие в основе economics политико-экономические разработки выражают мнимое (но не случайное, а объективно порождаемое миром отчуждения и соответствующее интересам и жизнедеятельности господствующих сил данного общества) содержание этой экономики.
Читатель легко разгадает дальнейшую логику авторов. При таком подходе действительным (но не адекватным здравому смыслу) содержанием капиталистического базиса будет система отношений, описываемых марксистской политической экономией и тесно сопряженными с ней школами. В последней есть немало «выходов» на economics и лежащие в его основе теории.
Так, теория товара (подчеркнем - именно товара) предполагает, что в основе этого феномена лежит противоречие стоимости и потребительной стоимости и что, более того, стоимость может проявляться и измеряться только, потребительной стоимостью другого товара. Это, безусловно, не теория предельной полезности, но это четкое указание на то, что, пройдя через десятки ступеней восхождения от абстрактного к конкретному, мы должны будем прийти к системе проявлений стоимости в актах взаимодействия товаров, в том числе и как потребительных стоимостей. Более того, еще в I отделе I тома «Капитала» Маркс указывает, что величина цены непосредственно определяется ничем иным, как соотношением спроса и предложения, что есть эмпирический феномен. Теория капитала Маркса с неизбежностью подводит к тому, что прибавочная стоимость на поверхности явлений имеет [превратную] форму прибыли, которая внешне должна представать и предстает именно как продукт всего капитала, а заработная плата - как плата за труд. Эту линию легко продолжить.
Иными словами, Маркс подошел к выделению превратных форм буржуазной экономики и, по нашему мнению, если бы он завершал «Капитал> в концеXIX- началеXX в., то в качестве механизмов функционирования рынка предложил бы нечто сходное с тем, что описывается в разделах economics, посвященных проблемам формирования спроса, предложения, цены и т.п.
Как уже было замечено, подробнее эту логику мы развернем во втором томе книги в связи с анализом трудовой теории стоимости, а сейчас завершим данный пассаж принципиально важной ремаркой: трактовка economics как теоретического отражения превратных форм рыночной экономики нисколько не умаляет ценности этого научного направления, ибо других форм у буржуазной экономики нет.
Иное дело, что политико-экономические теории, лежащие в основе economics, при таком подходе оказываются отображением мнимого содержания; однако мнимый характер последнего не означает, что оно является чистой выдумкой или появилось случайно.
Используя историческую параллель с феодализмом, отметим: как в данном обществе было неслучайно появление теоретических обоснований сословного неравенства (люди действительно считали его вечным, естественным, идущим «от бога»), так и в буржуазном обществе неслучайно появилось обоснование рынка как вечной и «естественной» системы хозяйствования (обыденное буржуазное сознание действительно так воспринимает рынок); как теории «вечности» сословного неравенства были и остаются полезны для понимания мира феодализма, так же полезны для понимания буржуазного мира теории «естественности» рыночного бытия.
Но и те, и другие не адекватны для науки, пытающейся понять действительные качество, сущность, явление (а значит - исторические границы, противоречия, прогрессивность и регрессивность) той или иной из исследуемых систем. И те, и другие будут противостоять теории и практике сил, стремящихся к обновлению, смене старой системы. Более того, в эпоху зарождения качественно новых отношений в недрах предшествующей системы даже адекватное превратным формам этого «старого» мира описание механизмов их функционирования (применительно к буржуазной экономике это дает economics) оказывается недостаточным для адекватного понимания даже этих форм, ибо и в сфере явления рождается целый ряд феноменов, выходящих за рамки «старого» качества, понимание которых требует привлечения более сложных теоретических оснований.