Это жесткое утверждение, но именно оно позволяет сделать шаг «по ту сторону» социокультурного безразличия.
Здесь мы могли бы поставить точку, ибо главное сказано.
И это главное состоит в том, что человеку нужны достаточно четкие критерии прогресса, а значит - добра и зла, красоты и безобразия, истины и лжи. Нужны везде: в быту, в политике, в семейных отношениях, в любви и ненависти, в дружбе и вражде. В культуре и в науке. У станка и в супермаркете. В театре и у телевизора.
И если мы, интеллигентные и просвещенные люди, отказываемся от определенности, ее привносят в наше сознание национализм и расизм.
Да, безусловно, у этих зол нашего мира есть экономические, социальные, политические корни. Но мы сейчас о другом: о нашей - интеллигенции - ответственности за их распространение. Задумаемся: едва ли не главное, чем привлекательны национализм и расизм - это наличие в них простоты и определенности. Ложных, но четких критериев, позволяющих судить о добре и зле, красоте и безобразии, о том, кто прав, а кто нет, кто друг, а кто враг. Националистические, расистские критерии лживы и примитивны, но они есть, и они неслучайны. Интеллигентский же плюю-рализм, отказываясь от критериев прогресса, выплескивает с грязной водой примитивизма и ребенка определенности.
Существенно: этот отказ от всяческой критериальности видимостен: за ним скрывается жесткое деление на «своих» (правильно отказывающихся от определенности и не забывающих получать за это вполне определенный гонорар) и «чужих» (отказывающихся от гонорара, но не от борьбы с социальным отчуждением). Между тем «простой» человек всем опытом своей жизни убеждается (убеждается практически!), что всякий раз, когда тебе надо совершать поступок и отвечать (как минимум перед самим собой) за его результаты - всякий раз в этом случае ты сам должен определиться: добро ты делаешь или зло. Добро или зло несет твое действие (в большинстве случаев - осознанное, мы же все-таки пока еще люди, а не скоты) другу, возлюбленному, ребенку, старику, соседям, согражданам, стране, ее культуре, миру, истории.
Да-да, именно так: «простой» рабочий и учитель, служащий конторы и нянечка в больнице - все мы, совершая поступок (или отказываясь от его совершения), так или иначе, соизмеряем это [не]деяние с некоторыми критериями, затрагивающими не только ближних, но и «дальних». Пусть не всегда до конца осознанно, компетентно, пусть на кухне или сидя с приятелем у телевизора, но мы думаем о «больших нарративах». Мы все - и дворники, и профессора, - думаем о том, прав или нет политик, отправляющий наших парней на очередную «локальную» войну во имя демократии или национальной целостности, враги ли нам требующие равноправия мигранты, красива ли сделанная на соседней площади клумба и должен ли наш ребенок учиться вместе с бесцветными ребятишками, не уважающими старших и не имеющими столь глубокие и прочные историко-культурные корни, как мы - сыны и дочери народа NN.
И именно потому, что мы, так или иначе, но всегда думаем об этом, именно потому, что мы должны и можем совершать осмысленные поступки, нам претит якобы плюралистичный, а на деле - безразличный взгляд многих представителей «элитной» интеллигенции на проблемы каждодневного бытия и культуры. Нам каждодневно нужны критерии добра и зла, красоты и безобразия, истины и лжи. Иначе мы не сможем воспитывать детей и уважать стариков, дружить и любить, помогать товарищам и бороться с врагами. Мы не сможем совершать поступки. Мы не сможем отвечать за них.
«Интеллектуал» же как раз этой определенности и не хочет - он не хочет совершать интеллектуальный поступок, беря на себя ответственность за истинность или ложность предлагаемого им решения социальной проблемы; за то, красоту или безобразие, добро или зло разбудит в душе человека его музыка или картина. Он хочет уйти от ответственности перед Человеком.
Но при этом (и это только по видимости парадокс) он жаждет признания рынка. Единственный критерий «истины», «добра» и «красоты», который он признает - деньги, которые ему заплатят. По большому счету все равно за что: за «деконструкцию» или за проповедь неприкосновенности частной собственности, за тезис о «конце истории» или за теорию «клэша цивилизаций». А можно еще продавать эпатажные р-р-радикально-левые идеи: если они достаточно «круты», тотальный рынок и из них сделает ходкий товар, превратив в симулякр борьбы за социальное освобождение.