Зал не пустовал — бывшие, новоиспеченные девушки «турка-мечты» и его приятелей заполонили «банкетку», точно тряпки «Секонд-хенд». Обида, надежда в их взглядах читалась так явно, что мне даже стало жаль девчонок. Ведь каждая мечтала о принце. Думала, что единственная, неповторимая. В итоге, оказалось, и замена быстро находилась, и большинство блондинок все как одна — пластически сделанные клоны под Анджелину Джоли. Здесь уже пожалела турков — как бы ни запутались, кого имели, а кого нет? В постели же, видимо, обычные. Если бы супер-гейши — мужчина бы не побежал искать замену на следующий день.
Мы с Иркой победили в паре конкурсов. Танцевали до упаду. Отшили очередную компанию разжиревших англичан, соболезнующих нашему одиночеству и, с чувством выполненного долга, пошли спать. На следующий день я участвовала в соревнованиях по пляжному волейболу. Выиграла с немцем приз — купание на «таблетке». А приз ли это? Правильный вопрос, но как и многие другие разумные пришёл поздно. Чудовищное катание, от которого чуть не вывернуло. Я едва не выпрыгивала из неё, бросало из стороны в сторону. Сил держаться не хватало — повезло, напарник время от времени придавливал ногой. Хотя, и ему, можно сказать, повезло — меня всю ощупал. Кому это позволялось раньше? Только мужу. А здесь… Тело ныло покруче марафона любви или похода к мануальщику. Я зареклась: больше ни-ни на «таблетке». Вечером с Иркой вновь отрывались. Интеллектуальный конкурс — наш, конкурс быстрых ответов — тоже. Пропустили танцы с шарами — там верховодили блондинки со своими накаченными, куда нам с нашими сдутыми? Троицу русских, желающих скрасить пресный вечер соплеменницам, отшили как можно тактичнее:
— Мальчики, мы лесби. Гуляем только вместе, третьи, четвёртые и прочие в компанию не принимаются, — для пущей убедительности подтянула Ирку, смачно чмокнула в щёку. Подруга зарделась как школьница, но шока не выдала. Сомнения, читаемые до этого на лицах соплеменников, рассеялись. Мужики скривились, но «отчалили». Мы не удержались — расхохотались.
Глава 3.
Осталась пара дней.
Я легла в постель и закрыла глаза. Планы рухнули, впрочем, как всегда. Мечтается об одном, а получается — через одно место. Настало утро: хмурое, неприветливое. День ему под стать: пасмурный, ветреный, скучный. Вечер, будто издевка: кислятина, смешанная с горечью — турок и на ужин не пришёл. Чёрт, даже не полюбоваться на «мечту», бросая украдкой взгляд. Радости нет, а едой заталкиваться, заполняя пустоту в сердце через желудок, не по мне. Я — сильная! Переживу…
Шоу-программа началась, но действо словно в вакууме — пролетало в звенящей тишине. Даже не хотелось затмить молодушек своими познаниями и умениями, сорвав все конкурсы, включая танцы-шманцы-обниманцы. Мой придуманный мир рушился, песочные стены, кропотливо построенных замков, осыпались — реальность угнетала правдой жизни. Наши соседи по столику — пожилая чета из Новосибирска — покинули свои места. «Пора спать!» — констатировали они. — «Ночь — время для молодых!» Мы с Иркой остались одни.
Бархат мужского голоса сработал мощнее «виагры». Завораживающие переливы непонятного языка пленили мгновенно. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, жар прокатился, возбуждающе обволакивая тело. «Моя греза» присела рядом, и откинулась на спинку мягкого дивана. Аспидные глаза смотрели игриво, поблескивали лукаво, а улыбка притягивала внимание. Турок самоуверен в собственной привлекательности и бесподобности до восхищения и омерзения одновременно. Стыд краской ударил в лицо. Понимала: выгляжу — хуже некуда, а веду себя — глупее не придумаешь. Вылупилась, как смертная на снизошедшего бога, и слова не могу сказать. Мыслей миллиард, все разом на языке. Ответов уйма, но ни один не издавался. Пошлости, язы, бессвязности — ничего толкового...
Турок продолжал очаровывать низким голосом, явно наслаждаясь умением выбить почву из-под ног. Лишь тональность изменилась, появилась снисходительность, явная усмешка. Я всё так же изучала изогнутую полосу рта, не в силах отвернуться.
— Вы не говорить по-арабски? — жуткий акцент ударил по ушам, но так будоражаще, что на коже высыпали мурашки. — Я спрашивать о ваших надписях, — пояснил турок и кивнул: — Тату на теле. Они на арабский, вот я и подумать, что вы на нем говорить…
— Нет! — хладнокровно бросила и пригубила воду из бокала — сухость во рту смягчилась. Во, даю! Турок прищурился. Видимо, раздумывал, в чём прокол — жертва быстро пришла в себя. — И даже больше. Ай нот спик инглиш, вери бед ноу русиш. Онли мат и грубости.
Он замер, улыбка стерлась с лица и вновь его озарила:
— Гуд, — подмигнул, — это мой любить язык. Я заметить, ухажеры отлетать от ваш столик с кислый лицо. Вы явно уметь привлечь внимание и поддержать разговор.
— Мы такие, — глянула на Ирку. Блин, подруга круче меня — спокойствие как у киллера. Потягивала вино с отсутствующим видом и так нехотя, лениво кивнула в ответ, что мне аж самой поверилось: она согласна на все сто. Я наигранно долго осматривала зал, хмурила брови: — Неужели, в мотеле блондинки закончились?
Турок вновь перестал улыбаться:
— То есть? Это к чему?
— I say, — растягивала слова, — чему обязаны вашему вниманию?
— Я вас чем-то оскорбить? — он покачал головой.
— Да! — брякнула и задумалась: «Чем? Не переспал со мной в первый же день? Второй? Третий?» Я ощущала себя не самым аппетитным блюдом с царского стола. Хаотичность мыслей скрывала, как могла — деланным безразличием и скукой на лице. Ещё бы зевнуть, да будет уже перебор. Турок не сдавался:
— Чем же? — нарушил повисшее молчание.
— Подкатили банально, — нашлась я, — на вопросы не отвечаете.
— Хорошо, я сказать правду, — турок посерьезнел. Облокотился на стол: — Мне скоро уезжать, а я так и не решиться говорить с той, которую заприметил с первого же дня.
— Вам нужна моя помощь, чтобы клеить очередную жертву? — опешив, вскинула брови.
— И да, и нет… — в свою очередь растерялся турок. — Это — вы.
— Что за чушь? — возмутилась я и нервно усмехнулась: — Штамп за штампом. В Турции школа пикаперов у всех одна и та же? — вновь пригубила воды: — Требуйте возврата денег и её закрытия.
Он так открыто расхохотался, что я «растворилась» в повисшем звуке. Низкий смех проникал в мозг и наполнял его нейтрализатором агрессивности — вызывал ответную улыбку.
— Я не врать, — взгляд глаз-маслин, обрамленных веером невероятно длинных чёрных ресниц, пробежался по моему лицу, коснулся губ, опустился к подбородку, скользнул ниже. Я уже не дышала. Ощутив неожиданную ласку, затаилась — грудь поднялась с последним вздохом и предательски заболела. — Самое сладкое напоследок, — охмурял хрипловато, — чтобы воспоминания оставаться на позитиве!
Я непроизвольно приложила руку к шее, ведь там красовалась наглейшая надпись на арабском: «Запретный плод сладок». Секунды летели, превращаясь в минуты.
— Долог и тернист ваш путь к сладкому, — отчеканила, убирая ладонь с тату. — Всех блондинок не сосчитать, а разбитых сердце — не залечить. Да и зря время тратите. Я, ещё та карамель! Зубы сломаете или, в лучшем случае, кариесом отделаетесь.
— Я рискнуть. У меня хорош стоматолог. Вы — феминистка?
— Нет! Я — женщина! — «Обиженная», — добавила про себя. — Вам когда-нибудь говорили, что мир вращается не вокруг вас?
— Нет, но если вы говорить, это меня порадовать — между нами завязаться какой-никакой диалог.
— Хм… — ища спасение, бросила взгляд на танцплощадку — девицы, вылезая из вечерних нарядов, крутились, посматривая на «мечту». — Диалог — отлично! Я очень общительная. Поэтому хочу отмести все глупые предложения, которые могли посетить вашу разумную, светлую голову. Пить — не пью, курить — не курю, кальян — не кальяню, танцевать — не умею. Я — скучная и занудливая собеседница. Ко всему прочему, по ночам сплю в своей постели и одна!
— Я это уже знать! — Я вновь онемела. Турок расцвел — понял, что огорошил, смаковал радость: — Следить за вами все эти дни. Отлично играть в волейбол. Меня так и подмывать присоединиться, но бояться выдать интерес. Больно кусаете, жалите...