Я уловила аромат роз, повернулась – и увидела закутанную в плащ фигуру Богини. Она, как всегда, скрывала от меня свое лицо; я лишь мельком ловила очертания рук, линии губ, и каждый раз они менялись, меняли возраст, цвет, форму, всё. Она Богиня, она все женщины и ни одна из них, она – идеал женственности. Глядя на высокую фигуру под плащом, я поняла вдруг, что она подобна пульсу планеты. Ее нельзя видеть отчетливо или представлять себе слишком живо – чтобы не стать ни слишком святым для того, чтобы жить, ни слишком безумным для того, чтобы действовать. Прикосновение божества – это чудо, но и бремя.
– Если погибнет этот край, погибнет не только страна фейри, Мередит.
Голос Ее воспринимался как и облик – как множество перетекающих друг в друга голосов, его невозможно было описать.
– То есть реальность тоже привязана к этому краю? – спросила я.
– А ты не считаешь его реальным?
– Нет, он реален, но это иная реальность. Это не страна фейри и не смертный мир.
Она кивнула; я уловила Ее улыбку – словно я что-то умное сказала, и я не могла не улыбнуться тоже. Так улыбается тебе в раннем детстве мать, и ты улыбаешься в ответ, потому что ее улыбка – для тебя все, и все в мире хорошо и правильно, когда она улыбается тебе. Когда я была маленькой, мне так улыбались отец и Ба.
Скорбь пронзила меня, словно удар в самое сердце. Месть, Дикая охота отодвинули горе, но оно не уходило, ждало. От горя не спрячешься, можно только оттянуть миг, когда оно тебя настигнет.
– Я не могу удержать моих детей, когда они стремятся делать зло.
– Ты помогла мне спасти Дойла и Мистраля. Почему мы не могли спасти Ба?
– Это ребяческий вопрос, Мередит.
– Нет, Богиня, человеческий. Когда-то я больше всего на свете желала быть настоящей сидхе, но человеческая кровь и кровь брауни – вот что дает мне силу.
– Ты думаешь, я могла бы приходить к тебе, не будь ты дочерью Эссуса?
– Нет, но не будь я внучкой Хетти и правнучкой Дональда, я не могла бы пройти по человеческой больнице и спасти Дойла. Не одна только кровь сидхе делает меня пригодным для Тебя инструментом.
Она укрыла руки плащом, вся спрятавшись в тень.
– Ты на меня сердита.
Я хотела возразить, но поняла, что Она права.
– Так много смертей, Богиня, так много интриг. Дойл дважды едва не погиб за считанные дни. Я потеряла Холода. Мне надо защищать себя и своих.
Я притронулась к животу, но он оказался совсем плоским, без всяких признаков беременности. Меня кольнуло страхом.
– Не бойся, Мередит. Ты еще не ощущаешь себя беременной, а в твоем сне ты такая, какой себя представляешь.
Я попыталась успокоить разбушевавшийся пульс.
– Спасибо.
– Да, есть опасность и смерть, но есть и дети. Ты еще познаешь радость.
– У меня слишком много врагов, Мать моя.
– С каждым сотворенным тобой чудом растет число твоих сторонников.
– Ты уверена, что я доживу до момента, когда взойду на темный трон? – Ее молчание воем ветра разнеслось по равнине. Холодная струйка этого ветра заставила меня вздрогнуть под ярким солнцем. – Нет. Ты не уверена.
– Я вижу много путей, и много раз придется делать выбор. Некоторые из дорог приведут тебя к этому трону, другие – нет. Ты сама в своем сердце уже задумывалась, трона ли ты хочешь.
Я вспомнила мгновения, когда готова была отдать все, что есть в стране фейри, за жизнь Дойла и Холода. Но тот сон давно кончился.
– Если я пожелаю отказаться от царствования и уйду с Дойлом и всеми своими близкими, Кел начнет на меня охоту и убьет нас всех. У меня нет выбора – либо трон, либо смерть.
Теперь у Нее были руки старухи, опирающиеся на посох.
– Мне жаль, Мередит. Я лучше думала о моих сидхе. Я думала, что они сплотятся вокруг тебя, увидев возвращение моей милости. Но потеряно куда больше, чем даже я могла представить.
В Ее голосе звучала такая печаль, что я чуть не расплакалась вместе с Ней.
– Возможно, пришло время дать мое благословение людям, – продолжала Она.
– Что Ты имеешь в виду?
– Вы все трое проснетесь здоровыми, но среди фейри слишком многие желают вам зла. Возвращайся в Западные земли, Мередит. Вернись к другим своим сородичам, ибо ты права – это не только сидхе. Возможно, если сидхе увидят, что моя милость может оставить их и перейти к другим, они станут осторожнее в своих поступках.