Облизнувшись, Оля выпрямилась, напряглась... А не заглянуть ли ей в мужское отделение? Рискованно, конечно. Но у Оли было приглашение. Он так и сказал ей: "Заходи к нам! Заходи, заходи!", а что это, если не троекратное приглашение? Значит, смело можно идти в гости.
Правда, он уже умер. Оля снова облизнулась, - в нем было много силы, очень много, его душа сопротивлялась и не хотела уходить, его тело никак не соглашалось с тем, что травмы несовместимы с жизнью... Если бы не Оля, он бы, возможно, страдал до сих пор: в коме, подключенный к искусственной почке. Но когда его привезли, он был в сознании, хотя и на зыбкой грани жизни и смерти, и поэтому он увидел Олю. И пригласил...
Сегодня это был полуслепой старик, врезавшийся на своем "Москвиче-408" в бетонную ограду. Как нехорошо, подумала Оля, в таком возрасте и с таким зрением - и не отказаться от привычки лихачить! Старого лихача хватило всего на один глоток.
Олю неизменно восхищало и радовало блаженное выражение лица, появлявшееся у всех, кого она навещала. Это означало, что Оля никому не причиняла зла и страданий, она лишь брала у людей то, чем они все равно уже не могли бы воспользоваться.
Зла Оля не желала никому. Она даже порадовалась, что сегодня больше никто не должен умереть. Люди не должны умирать преждевременно, из-за травмы - или из-за ошибки анестезиолога. Или хирурга, неважно. Подумав, Оля поправила саму себя: трем человекам она все-таки желала зла. Но у нее для этого были все основания.
Спрятавшись в стене, она некоторое время не спала, а прислушивалась к голосам. Это казалось ей забавным: голоса звучали, словно сквозь вату.
- Осипова из пятой палаты умерла, - говорил один голос. - Кто бы подумал, крепкая вроде была тетка.
- У нее сердце было слабое, - возразил другой голос, принадлежавший, как показалось Оле, пожилой женщине, но стена слишком искажала его, чтобы Оля узнала говорившую. - С виду крепкая, и операцию перенесла неплохо, а сердце не выдержало. Андрей Михалыч предупреждал...
- Я не понимаю, что это у нее за царапина на шее, - заметил первый голос. Леночка, догадалась Оля. - Даже не царапина, а прямо ранка. Такая и у Петровны была, даже две.
- Да ну, у Петровны никаких ранок не было...
- Было!
- Не было у нее ранок. Прыщи у нее были, старческие, эти, как их, комедоны. Она их ковыряла, думала, что будет лучше выглядеть.
- Тогда и у этой прыщи? Но она же не могла их ковырять?
- Да какая разница, - оборвала Леночку старшая женщина. - Пошли работать.
Они где-то бродили, потом Оля слышала голоса урывками, - рядом никто не беседовал, и ничего интересного услышать не удавалось, наконец, Леночка снова вошла в сестринскую, бурча под нос.
- Ранки на шее были, вот были, я же не слепая! И у Осиповой, и у Петровны, и раньше они бывали. У всех, кто умер за последние пару месяцев, на шее ранки. Что происходит?
Оля напряглась.
По всем канонам ей надо было убить не в меру приметливую Леночку.
Но... это же Леночка. Добрая, заботливая. Солнышко для всего отделения.
Да и кто ей поверит? Даже если завотделением и главврач прислушаются к молоденькой санитарке, - никому и в голову не придет, что в стене прячется Оля. Прячется, чтобы ночью выйти за своим глотком жизни. В конце концов, я не делаю ничего плохого, решила Оля. И бояться нечего!
Но, проснувшись, Оля ощутила какое-то нехорошее предчувствие. Она высунулась из стены и увидела Леночку - та бродила по палатам, методично осматривая шеи всех больных.
Это добром не кончится, сказала себе Оля. Но что же делать?
И тут ее осенило...
Оля встала за спиной Леночки. Прикасаться к ней не стала - от Леночки и так исходила жизнь, горячие светлые лучи молодой жизни, полной радости и надежды, еще не отравленной разочарованиями и потерями. В таких лучах можно греться и греться, наливаясь светом. И... потихоньку вытаскивать их из человека, впитывая в себя.
Назавтра Леночка еле-еле встанет с постели. Малейший сквозняк - и бронхит или ангина обеспечены. Оля высосала из нее столько, что хватит недели на две. А за эти две недели надо успеть.
Теперь у Оли появилось время. Мало времени. Даже не так: время и спешка!
Нападать на здорового человека - более чем рискованно, это даже опаснее, чем выходить из отделения. Все-таки у бестелесности немало минусов, а ведь поначалу Оле казалось, что в такой жизни - сплошные плюсы. И самый большой минус, наверное, эти бесконечные ограничения... Страх, пережитый из-за Леночки, никак не удавалось утихомирить, бесплотные пальцы дрожали, Оле даже впервые за эти два месяца стало холодно. Усилием воли она все же заставила себя успокоиться.
Тем более, что опять повеяло сырым ветром умирания...
Оля спешила. К ее облегчению, никто не придал значения словам Леночки насчет ранок на шее, но сама Леночка со дня на день могла выздороветь и выйти на работу. Кто знает, вдруг она не забыла о своих подозрениях? Еще заставит усилить дежурство или что-то в этом роде...
В эту ночь Оля снова выбралась в мужское отделение. Всякий раз ей приходилось преодолевать изрядное внутреннее сопротивление. С одной стороны, ее же пригласили? - пригласили. С другой стороны, приглашение исходило от одного-единственного человека, который уже умер. Что ни говори, а ее право скитаться по мужскому отделению было весьма сомнительным.