Экспериментальная разработка программы социально-культурного развития малого города (Гороховец Нижегородской обл. или Егорьевск Московской обл., или аналогичный город одной из близких областей), направленная на детальную отработку методики взаимодействия с местными экспертами и способов внедрения новой системы идей в местное сообщество.
В частности, речь идёт о достройке полной картины местной культурной «элиты» в ее внутренних членениях; о доработке использования детских рисунков и школьных сочинений как источника ценной информации; о технологии «замещения целого через часть» и доработке программ создания экономического базиса внебюджетной поддержки программы культурного развития; о достройке технологии ступенчатого внедрения программы и пр.
Мы были действительно готовы, но в министерстве случились кадровые перестановки, и новое начальство не усмотрело в наших предприятиях особого смысла.
Мне удалось выиграть грант по программе ТАСИС «прямая демократия», за счет чего можно было, наконец, предпринять первую попытку выхода на уровень достаточно крупного города, не теряя при этом непосредственности контакта с жителями. Во Владимире, вместе с городской архитектурной службой, мы выбрали небольшой, но важный фрагмент города — Гончары. Это древняя слободка из трех улочек, расходящихся веером от площадки неподалеку от Золотых ворот и опадающих по оврагам к Клязьме. Это классическое «неудобье», за счет чего хрущевские пятиэтажки не могли здесь выдавить малоэтажную застройку. Таких фрагментов в городе насчитывалось около трех десятков, и по договоренности с мэрией мы должны были задать некий внятный методический образец работы с ними, поскольку привычные советские схемы никак не могли тут сработать. Половина жилья была муниципальной (старейшие обитатели говорили «по-довоенному» — жактовской), половина частной. Даже не требовалось делать выписки в городских конторах — видеофильм немедленно показывал, где дома частные, а где нет, ибо мера ухоженности резко различалась. Там был КОС — комитет общественного самоуправления, однако, как обычно в России, мэрия трактовала КОС исключительно как низовую свою контору, выплачивая председателю весьма небольшое вспомоществование. Гончары приходили в упадок на глазах. Уже несколько лет не было нескольких ступеней на длинной деревянной лестнице, ведущей вниз, к вокзалу, и там ломали ноги. Практически перестали вывозить мусор. Упадок частных домов существенно сдерживался стараниями владельцев, но муниципальные дома вызывали чувство глубокого уныния.
Благодаря брюссельскому гранту, мы имели возможность заказать добротной группе владимирских социологов очень подробное исследование, которое, кстати, выявило, что, как и в Лихвине, существенную долю доходов многих домохозяйств составляли деньги, сопровождавшие детей, отправленных во Владимир родственниками из Москвы. Как водится, исследование показало, что ровно половина обитателей Гончаров мечтала о том, чтобы выбраться оттуда при первой возможности[17], тогда как вторая половина выезжать из слободки не собиралась ни в коем случае. Исследование дало ещё один, несколько неожиданный результат. Мы озаботились о том, чтобы информация о предстоящей работе была распространена заранее как можно шире: были четыре публикации в местных, читаемых газетах, было две передачи по местному ТВ. Тем не менее, выяснилось, что лишь 8 % опрошенных «что-то об этом слышали», и это лишний раз заставляет усомниться в эффективности СМИ во всем, что касается конкретностей.
Начало рабочего процесса стало весьма неожиданным новым уроком. Дело в том, что у Москвы был какой-то пустой, формальный договор о сотрудничестве с Владимиром, а по условиям гранта проект должен был получить поддержку властей. Некоторое время я сотрудничал с департаментом московской Мэрии (позднее упраздненным), так что глава его, бывший в министерском ранге, любезно согласился открыть наш семинарский марафон. Мы подъехали к дому владимирской организации союза архитекторов, и этот солидный господин, в равной степени готовый проводить кабинетное рабочее совещание или научный семинар, оказался вдруг лицом к лицу с толпой обозленных старух, которые встретили нас воплем-вопросом: «Когда нас снесут?».
Уважаемый гость смешался, пытался что-то объяснить, отчего агрессивность толпы только выросла, и тут уверенный в себе, серьёзный человек растерялся и даже несколько испугался собственной растерянности. Толпа чует страх, как хищный зверь. Вдохновение отчаяния подтолкнула меня к единственно правильному решению: громко и четко я начал рассказывать, какая большая совместная работа нам предстоит. Слово «работа» сразу же снизило накал собрания, толпа потихоньку таяла. На следующее, субботнее утро пришло восемь человек. С этого и следовало начинать.