— Это почему же?
— Почему? — Неожиданно Соколов остановил лошадь и крикнул: — Привет, Степан Иванович! — На лице Соколова появилась улыбка, он торопливо соскочил на землю. — Я на минутку, — сказал он и ушел в ограду, вслед за знакомым ему Степаном Ивановичем.
Минут через двадцать мы двинулись дальше. Соколов заговорил оживленнее, чувствовалось, что встреча со Степаном Ивановичем была ему приятна.
— Вот вы говорили про машины. С одной стороны, понимаешь, очень хорошо иметь машину каждому руководителю. А с другой — некоторых руководителей испортила легковая машина. Удивляетесь? А вот послушайте! У нас в Сибири хлеб все решает, а хлеб растет, когда землю обработаешь по-человечески. Народ же есть еще и не шибко сознательный. Кое-кто норовит за счет качества повысить выработку. А кто качество проверит? Агроном. Но больше того — председатель должен. И вот, понимаешь, посади их на легковую машину — они разучатся и по полям ходить, особенно в весеннее время, когда грязь по колено, а машина бегает только по тракту. Вот и выходит, как у нашего главного агронома МТС, — не скажешь, что он на полях не бывает, часто ездит. Только не по полям, а кругом полей, что твой кот вокруг горячей каши: повертится-повертится — и все. Машина многих агрономов от земли оторвала. Оно, конечно, хорошо в машине, скажем, в район съездить, в город, а в хозяйстве не то уже… У нас тут — это еще в первые годы коллективизации — работал секретарем райкома Иван Сергеевич Козлов. Район был в два раза больше, а ведь Ивана Сергеевича через какой-нибудь год в лицо знали все колхозники. Да и он не только людей, но почти каждое колхозное поле знал. А ведь, понимаешь, все время на лошадке ездил и без кучера. Тогда легковых-то не было. А теперь возьмите нашего Михаила Николаевича. Он тоже уже вот год в районе, а спроси хоть у нас: кто его в лицо знает? Мало кто. А теперь спроси у Михаила Николаевича: на каких полях он бывал в колхозе «Сибиряк»? Не ответит. Потому что вдоль полей ездил, а поперек пешком пройтись не доводилось.
Когда поселок остался позади, Соколов достал папиросы, закурил и замолк. Задумался.
День клонился к вечеру. На горизонте солнце встретилось с черной тучей, врезалось в нее золотистыми стрелами. Но победила туча, она наглухо закрыла солнце.
— Скажите, Иван Иванович: почему вы с такой легкостью приписали пятьсот гектаров посева?
— Будете в газету писать? — Соколов повернулся ко мне, и его внимательные глаза строго глянули из-под густых бровей. — Ну что ж, факт, понимаешь, налицо…
Я подумал, что он обиделся. Но еще в райкоме мне показалось, что Соколов говорил не откровенно, что на приписку он пошел по какой-то другой причине. Да и слова Павлова о том, что Соколов что-то мудрит, подтверждали сомнение. Как бы вызвать Соколова на разговор? С кем это он сейчас говорил? Степан Иванович… Степан Иванович… Вспомнил! Это было, видимо, лет шесть назад. Также в апреле… В кабинете секретаря обкома. Новый секретарь проводил свою первую весну в нашей области. А весна выдалась необычной — слишком ранней, и секретарь созвал ученых и специалистов для совета. Да, совершенно точно! Отчетливо вспомнилась даже дата этого совещания. И год. Это было в 1949‑м. Шестнадцатое апреля. Секретарь обкома поставил один вопрос: о сроках сева. Первым слово взял директор научно-исследовательского института Верхолазов. Он безапелляционно заявил: «Сегодня шестнадцатое апреля, и мы уже явно запоздали с севом пшеницы».
После Верхолазова выступило человек пять ученых. Они не возражали Верхолазову, лишь сделали оговорки о качестве семян, о правильной обработке земли. И вдруг это единодушие было нарушено. Поднялся тот самый Степан Иванович, с которым только что разговаривал Соколов. Он назвал множество цифр за различные годы. Выяснилось, что он работает на сортоиспытательном участке в одном из колхозов области и собрал личные наблюдения лет за пятнадцать. С цифрами в руках он доказывал, что ранние сроки сева в Сибири или по крайней мере в их районе резко снижают урожай. Ранние посевы, говорил он, не только хуже урожаем, но они способствуют сильному засорению полей.
— Когда же начинать сев? — спросил секретарь обкома.
— В мае. Сеять раньше мая — заранее обрекать колхозы на недобор урожая.
Это смелое заявление, идущее вразрез с мнением больших ученых, смутило многих. Слышались шепотком высказанные иронические замечания, смешки.
Тогда снова выступил Верхолазов. Он умел говорить, умел и держаться. Заметил, что он объяснил только свою точку зрения, и как бы мимоходом усомнился в правильности опытов, результаты которых сообщил… Ага! Наконец-то я вспомнил и фамилию: Степан Иванович Наливайко. Точно!