Мимо него то и дело проходили люди. По их лицам и взглядам было видно: любой из них с удовольствием передавил бы ему горло, не будь у него в руках автомата, а за плечами — безжалостных законов оккупации.
Недалеко от него, уже непосредственно возле уборных, стояло еще двое полицейских. Сергей знал, что один из них, черный, как цыган, с воинственно торчавшими смоляными усами, свой. Он сегодня впервые дал Сергею задание: вывести из вокзала Надю Ронину. Они выработали примерный план действия, оставалось самое трудное: встретиться с Надей, не возбуждая подозрений со стороны.
Идти разыскивать ее в зал, набитый людьми, было бы идиотизмом. Там не поможет и автомат. Его схватят и, как кутенка, просто придушат. И будут совершенно правы.
Служба в полиции за короткий срок приучила Сергея ко многому. Первые дни были для него сплошным кошмаром. И порой казалось, что не осилить, не выдержать. Еще немного, и сойдешь с ума.
Приходилось водить на допросы. Туда водить, а оттуда вытаскивать бесформенные, окровавленные груды человеческого мяса. И показывать при этом, что тебе безразлично, что ты — рьяный служака. После этого долго не проходило тягостное ощущение чего-то липкого, гадкого, приставшего к рукам, а еще больше — к душе.
Один раз он не выдержал. В числе других его заставили вздергивать на виселицу двух стариков и мальчика — сына коммуниста-партизана. Мальчику было лет четырнадцать. Был он тонок в поясе, с лицом-синяком, на котором блестели карие, по-детски чистые глаза. Прочли приговор, и нужно было браться за веревку. Мальчик со связанными руками озирался по сторонам. Один из стариков подбадривал его:
— Не бойся, Василек, это совсем не страшно… Ты только не думай, вспомни о чем-нибудь хорошем…
Полицейский, стоявший сейчас в паре с черноусым возле уборной, ударил старика прикладом в лицо. Затем подняли его с земли, стали надевать петлю.
Сергей побледнел, скверно выругался и, не обращая внимания на окрики командира взвода, зашагал прочь. В дежурке полиции жадно выкурил несколько самокруток подряд. Курил и думал: что теперь будет?
Ввиду его молодости с ним обошлись не так строго: отсидел три дня под арестом. За ним до сих пор не числилось никаких проступков — учли и это.
Сергей, стоявший в коридоре, хорошо видел проходивших мимо него людей, Нади среди них не было. Заговаривать с кем-либо он не решался: мешал полицейский, стоявший с черноусым в паре в другом конце коридора…
Волнение Сергея возрастало с каждой минутой: до смены оставалось два часа.
Черноусый Голиков, подойдя к нему, спросил:
— Табак есть?
Сергей достал кисет, оба закурили. Голиков вполголоса сказал:
— Сейчас я его, свинью, обработаю, а ты проворачивай.
И громко, чтобы слышал другой полицейский, захохотал:
— Ловок парень! Хо-хо-хо! Ну, давай, я не против!
Вернувшись на свое место, он со смехом сказал напарнику:
— Ну и Серега! Черт… придумал!
У того глубоко сидящие глазки сверкнули на миг интересом.
— А что?
— Да говорит, девок-то все одно в Германию отправляют. В публичные дома. Что у нас, свои мужики перевелись?
Услышав непристойность, полицейский захохотал.
— А что? Пусть! Ишь ты! Молодой, пусть. Смену сдаст и схапает кралю на сон грядущий… Хо-хо-хо-хо! Посулит пусть, что отпустит, — любая согласится. А? Как думаешь?
Черноусый кивнул.
— Пусть, — сказал он. — Нам-то от того убытку не будет. Пропала, и шут с ней. Пусть позабавится… молодость… А нам… хочешь?
Голиков вытащил из кармана бутылку с мутным самогоном, отхлебнул из нее, крякнул и хрустнул луковицей.
Глазки полицейского замасленелись. Он оглянулся по сторонам, протянул руку к бутылке:
— Спрашиваешь… Давай.
Прямо из горлышка стал пить: большой острый кадык заходил у него вверх-вниз. Голиков поймал себя на желании сдавить этот кадык и невольно положил руку на автомат.
Когда в бутылке осталось совсем немного, Голиков выхватил ее из рук полицейского.
— Ишь, черт! Приложился… Я-то почти не пил еще.
У полицейского выступили на глазах слезы. Отдышавшись, он вытер губы, попросил:
— Дай загрызнуть. Хороша, ух, стервуга, хороша! По всем жилкам-поджилочкам прожгла… а?
Разгрызая луковицу, покосился на бутылку: немного не допил.
Черноусый достал портсигар с сигаретами.
— Закурим? А потом допьем…
— Да уж лучше сразу. Ты немного и мне оставь… а?
— Давай… только смотри…
— Ну! Не дите…
Сергей следил за ними со своего места. Думал: «Утопить бы его в уборной, гниду…»