Мимо прошел парень, потом показались две девушки. Поглядывая на Сергея, они жались к стене. Сергей остановил их.
— Погодите, девушки.
— А чего нам годить? — с вызовом отозвалась одна из них и сделала шаг дальше.
— Подожди. Спросить — хочу…
Краем глаза видел: Голиков и полицейский, размахивая руками, о чем-то горячо разговаривают, не обращая на него внимания.
— Вы Ронину Надежду знаете? Скажите, чтобы она сюда пришла. Ей кое-что отец передал. Обязательно надо.
Девушки недоверчиво оглядели его: правду ли говорит?
Сергей попросил:
— Вы только скажите ей, а там, как сама хочет. Скажите, отец, мол, ее — Никодим.
Девушки переглянулись.
— Ладно, скажем…
Прошло более пятнадцати минут, как они прошли обратно, а Надя по-прежнему не показывалась. «Обманули, курносые, — подумал Сергей. — Что же теперь делать?»
И уже когда он перестал надеяться, за полчаса до смены, показалась Надя. Увидев Сергея, она замедлила шаги, пошла мимо.
— Эй, красавица! Подожди!
Сергей развязно подошел к ней и нарочито громко, чтобы слышали там, в другом конце коридора, сказал:
— С теми не договорился, а ты, может, поумнее…
Обняв ее, немного растерявшуюся от неожиданности, шепнул:
— Соглашайся во всем…
Она встретила его взгляд и на мгновение зажмурилась: глубокие, бездонные глаза.
— Привет от Никодима, — шепнул он и громко спросил: — Так согласна, красатуля?
Надя кивнула, одновременно освобождаясь от его неловких объятий.
— Согласна.
В другом конце коридора послышался пьяный смех:
— Я же говорил! Согласна… Надо быть дурой, что бы не согласиться!
Сергей кивнул Голикову. Тот еле заметно наклонил голову.
Когда Сергей с Надей проходили мимо уборных, пьяный полицейский остановил их и цинично изрек:
— Смотри, Серега. Удерет плутовка — на бобах останешься, а?
— Ни хрена. Я ее под замок. А пост сдам, и в дамки.
— Ну, давай, давай. Был бы я помоложе… а? Эх-м!
Голиков глупо хмыкнул:
— Иди, паря, иди. Может, и мне перепадет?
— Посмотрим… на ваше поведение.
Сергей провел Надю через служебную дверь на перрон. Надя, враз ослабевшая и еще не верившая в удачу, шла и думала:
«Неужели это тот самый Сережка, который боялся подойти к девчонке? И какие у него глаза стали…»
Они соскользнули с перрона на железнодорожные пути, перешли их и подошли к одному из домиков. Сергей постучал в окно и что-то тихо сказал вышедшей из дома женщине, а потом шепнул Наде:
— Побудешь здесь. Сменюсь, зайду за тобой, одна не ходи… Я скоро.
Девушка нащупала в темноте его руку, пожала ее.
— Трудно тебе, Сережа?
«Трудно? — подумал он. — Трудно — пустяк! Не то слово».
— Чего там, — ответил он… Не труднее, чем другим. Ну, я пошел…
Надя мягко обхватила его за шею, поцеловала в губы и исчезла в дверях домика.
Так вот он каков — девичий поцелуй… Поцелуй, полученный им впервые.
Некоторое время Сергей стоял, охваченный каким-то странным чувством, затем быстро пошел к вокзалу. Вернулся он как раз вовремя: через несколько минут разводящий привел вторую смену часовых.
В эту ночь Горнов собирался уйти из города. Последние сутки он провел у Иванкиных. Антонина Петровна, которую позвала соседка, увидев его, встревожилась и обрадовалась одновременно.
С первых же слов Горнова тревога исчезла. Горнов поблагодарил ее за ценные сведения и особенно за копию письма бургомистра фон Вейделю.
— Ну что вы, — смущенно сказала она. — Что я такого сделала? Уж если по правде, так это мне благодарить нужно. Знакомство с вами дало мне много, словно родилась заново… Это больше любой благодарности.
Горнов взглянул на Евдокию Ларионовну, наблюдавшую из окна за улицей.
— Нет, Петровна. Меня благодарить нечего. Вы пришли к этому сами — иначе быть не может.
После небольшой паузы он продолжал:
— Спасли от смерти несколько человек, в том числе и меня.
Он шагнул к поднявшейся со стула женщине и крепко пожал ей руку.
— Боже мой… если бы я могла поделиться своей радостью с сыном… Вы не думайте, это не слова. Никогда не любила пустых слов. Я была перед ним так виновата. И все из-за мужа… И мне всегда казалось, что сын меня презирает. Жалеет и презирает. Вы, наверно, не поймете, что это такое…
Горнов готов был сделать все, что угодно, лишь бы в страдающих глазах женщины исчезла тоска. Но он не знал, что нужно для этого сделать. Не знал, что сказать.
Все приходившие в голову слова казались слишком мелкими. Он лишь сейчас понял, сколько силы в этой измученной жизнью, женщине. Теперь, не раздумывая, он мог бы вручить ей не только свою жизнь, но и более важное: любую тайну подполья.