Избегая центральных улиц, она сделала большой крюк окраинами и подошла к своему домику. Парадная дверь была заперта, и слой пыли на крыльце указывал, что этим ходом давно никто не пользовался. Помедлив, женщина толкнула калитку и вошла во двор. На двери дома висел большой прямоугольный замок. Чужой. Антонина Петровна в недоумении остановилась, раздумывая, что бы это значило, затем пошла к Иванкиным.
Вскоре она вернулась в сопровождении Евдокии Ларионовны, которая была необычно молчалива и чем-то крайне встревожена. Она достала ключ и отперла замок.
Войдя вслед за соседкой в дом, Антонина Петровна почувствовала еще большее удивление. Она хорошо помнила, какой беспорядок царил в доме в момент ухода. Вещи впопыхах были разбросаны, ящики из столов и шкафов выдвинуты. А сейчас все в доме было убрано, водворено на свои места.
— Благодари свою экономку. Меня то есть. Мои заботы по просьбе Павла Григорьевича!
Сразу обессилев, Антонина Петровна подошла к стулу и села. Наступила тишина. Стал отчетливо слышен ход больших часов в гостиной.
— Что ж замолчала? Сразу уж рассказывай… все.
— Что тут рассказывать. Вывернулся откуда-то, немцы должность ему дали. Бургомистр города. Признаться, я еще не вполне понимаю, что это такое. Очевидно, что-то вроде городского головы на немецкий лад. Скоро сам должен прийти — тогда и расспросишь. Ругал вас за уход, считал, что пропадете… Да, где же Виктор?
Антонина Петровна хотела ответить, но в это время в коридоре сильно хлопнула дверь.
В следующую минуту в комнату вошел Кирилин в сером новом пальто нараспашку, в сером костюме с жилетом и в новой фетровой шляпе.
Клонившееся к закату солнце через окно светило ему прямо в лицо, он щурился. В это время часы пробили половину пятого, и звон их всколыхнул наступившую тишину. Переводя взгляд с Евдокии Ларионовны, он изумленно сказал:
— Вот тебе и на!
Хотел шагнуть к жене, но замер, словно наткнулся на невидимое препятствие.
Послышался далекий, растущий свист. Он начал усиливаться, наливаться мертвящей силой. Свист перешел в вой, наконец в грозное свиристящее клокотанье. Все находившиеся в комнате повернули головы к окну, всем показалось, что в землю перед окном метнулась черная молния. И сейчас же оглушительно взорвалось. Вместе с зазвеневшими стеклами на пол попадали люди. На них с потолка посыпалась известь, куски сероватой на изломах штукатурки. И все стихло.
Антонина Петровна приподняла голову; в ее глазах застыл страх. Она ничего не успела подумать. Далеко, в стороне Веселых Ключей, раздались частые удары. Будто огромный многотонный молот ударял по земле, и она часто вздрагивала.
Опять послышался и стал нарастать чудовищный вой, увеличенный теперь в десятки раз.
— Орудия бьют! — закричала Евдокия Ларионовна, кидаясь к окну. — Ведь это наши… наши вернулись.
Вскочив на ноги, Кирилин что-то закричал, — женщины не поняли — что, — все заглушил вой приближавшихся снарядов. На город обрушился тяжелый, неровный удар. Стены комнаты зашатались. В грудь Евдокии Ларионовны хлестнула взрывная волна. Кирилин присел на четвереньки и выполз из комнаты. Этого женщины не заметили. Цепенея от страха, прижатые к полу воем и грохотом, они лежали и ждали: «Сейчас прямо сюда, прямо в меня…»
Исчезло чувство времени. Ощущение слепой разрушительной силы, рвущей город в куски, вызывало мучительное желание превратиться в маленькую, незаметную крупинку и провалиться в щель пола и еще глубже — куда-нибудь под землю.
Совсем близко разорвался снаряд. Другой, со сверлящим мозг воем, влетел, показалось, прямо в комнату. Антонина Петровна увидела взметнувшиеся вверх бревна. Потом в отдалении прогрохотало еще несколько взрывов, и все стихло. Наступила неожиданная, тягостная тишина. Такой тишины в городе еще не бывало. Натянутые до отказа нервы, казалось, лопнут. Женщины понемногу пришли в себя.
Евдокия Ларионовна встала, стряхнула с одежды пыль, протерла глаза, поморгала и помогла подняться соседке.
Половина стены в комнате была вырвана взрывом.
Антонина Петровна спросила вздрагивающим голосом:
— Боже мой… Что же мне теперь делать?
Помолчав, Евдокия Ларионовна сказала:
— Не умирать же… Пойдем ко мне, хватит места. Как-нибудь проживем. И Сергей рад будет. Согласна?
Вместо ответа Антонина Петровна обняла соседку, и обе, не удержавшись, всплакнули от пережитого страха. Затем долго прислушивались к шуму истерзанного города. Во многих местах горели дома. Зарево над городом трепетало огромной багряной шапкой, оно разрасталось, разгоралось все ярче. Трепетный свет придавал домам, деревьям и людям что-то новое, какую-то обманчивую и расплывчатую переменчивость. Казалось, и дома, и деревья, и люди дрожали в тревожных отблесках зарева и двигались куда-то в ночь, в неизвестность охватывающей мир войны.