Сугубо осторожное, прощупывающее отношение Пахарева к незнакомым проявилось и при встрече со связной партизан. Прежде чем непосредственно приступить к делу, он долго разговаривал с ней о постороннем, а потом спросил ее, как попала в отряд.
Она была достаточно умна, чтобы не обидеться, но к этому вопросу она не готовилась и поэтому помедлила с ответом.
— Никогда не думала над этим, товарищ Никодим, — призналась она. — Но если нужно, скажу. Прислали из волости повестку на отправку в Германию. Раз. Да и совестно сидеть, ничего не делать, коль кругом такое поднялось… Куда же податься было, как не в партизаны? Не в полицию же… Да там и не берут девок-то…
Последние слова она произнесла почти с неприметной усмешкой. Пахарев улыбнулся, поняв ее иронию.
— Ну, ладно. Хватит биографии, послали тебя — значит верят. Будь осторожна, Настенька, когда настанет время возвращаться в отряд. Сведения предназначены только для Ворона — в случае чего они должны исчезнуть. Понимаешь?
Настя кивнула. Пахарев, взглянувший в этот момент ей в лицо, подумал, что ошибся в своем первоначальном мнении: девушка была красива. Что-то неуловимо изменилось в ее лице, и оно стало строже, одухотвореннее. Теперь можно было с уверенностью сказать, что у нее чудесные внимательные серые глаза.
— Сколько тебе лет, Настя?
— Девятнадцать…
— Это хорошо…
Прервав их беседу, возвратилась хозяйка. Она стала растапливать плитку, застучала посудой.
Пахарев встал.
— Ну вот. Хозяйку слушайся. Возможно, что, кроме нее, больше никого не увидишь. А мне идти нужно. До свидания, Вероника Борисовна.
Он взял толстую суковатую палку и, еще раз кивнув женщинам от двери, вышел. Хозяйка подошла к окну, проводила его взглядом. Возвратившись к плите, на которой шипела сковородка с картошкой, она не то удивленно, не то неодобрительно покачала головой и обратилась к Насте:
— Да вы раздевайтесь, я вам свои катанки дам. Будьте, как дома, запросто. Сейчас обедать будем.
Между ними завязался разговор, и Настя скоро узнала, что Вероника Борисовна не так молода, как кажется, что у нее один сын в армии, а второй сынишка четырнадцати лет ушел к товарищу и скоро должен вернуться.
После некоторого колебания Настя спросила хозяйку, действительно ли старик, с которым она разговаривала, ее брат, но та, снимая с плитки вскипевший чайник, промолчала.
Сидя за столом, Настя заметила, что чувство настороженности, не покидавшее ее до сих пор, исчезло. Она была словно не в городе, занятом немцами, а где-нибудь в совершенно безопасном месте. Совсем не то она себе представляла, когда получала задание. Поделившись своими мыслями с хозяйкой, она в ответ услышала:
— Фашисты сколько угодно могут кричать о своих победах… А каждый клочок земли, захваченный ими, остался для них враждебным, чужим. Для нас родная земля осталась родной… вот и весь секрет, Настенька.
Лежа в широкой удобной постели, Настя долго не могла уснуть. Думала о словах Вероники Борисовны, а когда уснула, то увидела во сне Мишу Зеленцова в красноармейской форме. Она побежала к нему, но он вдруг стал целиться в нее из винтовки, и она в ужасе что-то закричала. Между ними сверкнул взрыв, и все заволокло дымом. Когда дым растаял, Миша исчез. Напрасно Настя бегала по полю, изрытому воронками, напрасно, напрягая голос, звала. Поле было пустынно.
Тогда она села на какой-то, кажется, из-под снаряда, ящик и заплакала:
— Миша… Мишенька…
И над нею оказалась почему-то яблоня вся в цвету.
Глава десятая
В день своего рождения Штольц с утра отдал все необходимые распоряжения по концлагерю, приказал начальнику караула, чтобы его не тревожили, и стал готовиться к званому обеду.
Будут гости, даже девушки. Майор не признавал веселья без женщин. Правда, не так бы ему хотелось отметить день своего рождения, но нужно учитывать обстановку. Пусть девушки — русские гимназистки, не чета немецким девушкам его круга, но приходилось признаться, одна из них ему нравилась. И какое интересное имя: Надя, Надежда… В новизне завязавшихся между ними отношений тоже есть что-то приятно щекочущее нервы. Почему же не позабавиться, если есть к тому возможность? Он еще не настолько глуп, чтобы видеть в происходящем одни только мрачные стороны. Умный человек всегда может найти возможность провести в свое удовольствие часок-другой. Перед начальством, если дойдет до него, оправдаться будет нетрудно. У него имеется предписание вербовать русских людей, которых можно было бы использовать для агитационной работы с пленными. Если даже не так, все равно поймут: война.