Нет, Штольц не настолько огрубел, как иные, добившиеся офицерских чинов ценой своей молодости и дрожавшие при мысли об утрате нелегко добытых привилегий. Деньги и положение отца в обществе избавляли его от многих неприятных вещей. Правда, он не любил об этом думать.
Денщик с двумя выделенными ему в помощь солдатами накрывал в другой комнате стол. Майор время от времени заглядывал туда и вновь принимался ходить по комнате. Ровно в двенадцать Штольц переоделся в новый парадный мундир, слегка сбрызнул носовой платок духами.
Через пятнадцать минут из города приехали гости. Приехал старый друг майора еще по французской кампании капитан Альфред Краузе. Был он на два года старше Штольца, женат. Однако это не помешало ему привезти с собой кругленькую и румяную бойкую бабенку. По просьбе Штольца он привез и Надю Ронину с Ниной Амелиной, которым приглашение было передано еще вчера.
Встречать их майор вышел на крыльцо. Поздоровавшись с капитаном, он, предупредительно поддерживая девушек под руки, провел их в дом, предложил им раздеться и, чтобы не смущать, вышел.
Нина разделась, вынула из сумочки зеркальце, черепаховый гребень — подарок Пауля Шмидта — и начала приводить в порядок прическу, без умолку при этом болтая.
— Представь себе, Надечка, мне ничуть не страшно! Мы-то, дурные, думали, думали…
Пользуясь отсутствием Штольца, Надя рассматривала в окно часть территории, бараки и левую угловую вышку концлагеря. «Два ряда колючей проволоки… угловые башни невысоки, метров шесть, не больше. Пленных во дворе почему-то не видно…»
Случайно взглянув на свои руки, положенные на подоконник, она заметила, что пальцы слегка дрожат. «Нужно успокоиться», — она отошла от окна и стала раздеваться.
К ним в комнату вошла женщина, приехавшая с капитаном Краузе. Подмигнув девушкам, словно старым знакомым, она безапелляционно заявила:
— Ничего, девоньки! Все мужчины — сволочи! От нас им одно надо… известно что! Не будьте только дурами… Эх, мне бы ваши годы — я бы из них все соки выжала! Уж коли хотят того, пусть платят. А на остальное наплевать!
То отдаляя, то приближая зеркало, она запела:
Нина, указывая на нее глазами, шепнула Наде:
— Что за чучело?
Та пожала плечами.
Оставшись довольна своим видом, женщина встряхнула пышными наплоенными волосами, оборвала песню на полуслове и подошла к окну. Взглянув в него, она пренебрежительно фыркнула:
— Коммунистические общежития! Ха-ха! Добились-таки своего наши ивашки — коммунизм по всей форме!
«Дура», — подумала Надя со злостью и вся задрожала от негодования. Только теперь девушка полностью поняла всю неизмеримую тяжесть положения, в котором оказалась. Враги на каждом шагу, от них нельзя ждать ни пощады, ни милости в случае провала. Желание одеться, выбежать из дому и уйти, не оглядываясь, из этого кошмарного места захлестнуло ее, заставило учащенно забиться сердце. Ладони стали влажными, но слегка присыпанное пудрой лицо не выразило ничего, кроме простого любопытства.
— Простите, — обратилась она к женщине. — Как вас можно называть?
Та вынула из сумочки длинную сигарету с позолоченным мундштуком, прикурила. Сложив губы сердечком, выпустила клубочек едкого и душистого дыма.
— Зовите меня просто Людмилой. Полностью же — Людмила Ивановна Громоголосова. Вы молоды, не знаете. До революции у моего отца в городе было три магазина, кондитерские, ресторан, еще что-то, не помню уже… Громоголосов Иван Петрович… купец первой гильдии… И все растащила босота! Революция… Ах, если бы немцы догадались начать на пятнадцать лет раньше! Теперь же что толку? Что мне возвратят — пустые каменные громады? Что мне делать с ними? Тридцать пять за спиной… молодость — фюйть! — промчалась, пролетела, словно на тройке… Никогда не прощу!
Слушая ее быстрый говор, за которым с трудом успевала мысль, Надя думала: «Дернуло же меня спросить… Пусть себе веселится, мне-то что до этого? Побесится — перестанет».
Девушек выручил майор, пришедший пригласить к столу.
В соседней комнате, кроме знакомых Наде офицеров, было несколько, увиденных ею впервые. Обер-лейтенант Пауль Шмидт, перебиравший клавиши аккордеона, встал, галантно поцеловал у Нины руку, и все стали рассаживаться за столом.
Надю усадили по правую сторону от майора во главе стола, слева от Штольца сел капитан с Людмилой Ивановной, затем по чину все остальные.