«Не знаю, приятель».
«Я собираюсь поговорить с ней, как это делают бойцы спецназа. Понимаете, о чём я?»
На этот раз я понял, о чём он говорит. «Ну, удачи, приятель. Мне нужно поговорить со своим другом о завтрашнем дне».
Было ошибкой пожать руку, только что вытащенную из контейнера со льдом. Когда я уходил, у меня было такое чувство, будто я только что столкнулся с живым мертвецом.
Джерри времени даром не терял. Он переспал с парнем, немного похожим на путешественника из Нью-Эйдж. Рэнди был телеоператором, хотя я сомневался, вспомнит ли он об этом утром. Достать здесь табак, наверное, было так же легко, как и пиво, и Рэнди этим пользовался по полной. «Я здесь уже семь месяцев, Джерри», — протянул он. «Никакого боснийского мессии здесь нет, ни за что, дружище». Вот тебе и отказ от общения с прессой. «Я пришёл с морскими пехотинцами…» Он остановился и посмотрел вверх, когда над головой один за другим пронеслись три вертолёта. Мы их не видели: они были без фар. Рэнди отшатнулся назад и, указывая вверх, закричал, как водитель, разозлённый на дороге: «Тихо! Ради всего святого, замолчите — у меня, блядь, день рождения!»
Восстановив равновесие, он разразился смехом, а затем положил руку на плечо Джерри. «У меня есть подход к вертолётам. Видишь ли, они довольно быстро вылетают из моей машины, чувак. А вот с этими чёртовыми танками у меня проблемы, чувак».
Через хилую руку Джерри я увидел Роба, выходящего из вестибюля к бассейну. Он выглядел так, будто направлялся на какую-то совсем другую вечеринку. На его футболке были пятна пота от того места, где он только что снял бронежилет, на поясе у него висел пистолет, а в руке — АК. Я не думал, что он задержится надолго.
«Приятно познакомиться, Рэнди». Я попытался пожать ему руку, но он был слишком занят, отмахиваясь от очередной очереди трассирующих пуль. «Джерри, мне пора идти — Роб здесь. Увидимся позже».
Рэнди попытался сфокусировать на мне взгляд, но сдался. «Да, я тоже. Мне нужно выбраться отсюда. Из этого грёбаного Ирака. Семь месяцев, чувак».
Роб осматривал толпу. Он улыбнулся, когда я подошёл. «Извини, приятель. Я не собираюсь тут торчать. Десять минут — и всё».
«Ты со своим мужчиной?»
Он покачал головой, оглядывая группу. «В Аль-Хамре. Решил зайти поздороваться. Как продвигаются поиски боснийца? Есть ли у вас его имя?»
«Нуханович. Он — их ответ Махатме Ганди. Ты что-нибудь слышал?»
«Нет. Тебе просто нужна фотография?»
«Джерри, парень, с которым я дружу, говорит, что однажды он станет знаменитым».
'За что?'
«Мир во всем мире, приятель. Оставляешь нас без работы».
Он протянул руку и указал в никуда. «Только не говори об этом никому из сербов на трассе, ладно?»
«Хочешь колу?»
«Никакой колы, спасибо. Вода сойдет». По его лицу ручьями струился пот.
Я схватил бутылку из одного из контейнеров для льда. Он открутил крышку и запрокинул голову. Из этого получилась бы отличная реклама, если бы я действительно работал в рекламном бизнесе.
По ту сторону забора вспыхнули несколько выстрелов АК, и по дороге прогрохотала гусеничная машина. Роб прислушался к хаосу и покачал головой. «Закрой глаза, и я бы вернулся домой».
«Чёрт возьми, Роб, я знаю, что в Ковентри временами может быть плохо, но...»
«Нет, приятель, Узбекистан. Теперь они мои люди. Там та же ситуация». Он резко мотнул головой в сторону внешнего мира. «Беспорядочный подсчёт трупов. Должен быть способ получше, не так ли?»
Я пожал плечами. Почему Узбекистан? Насколько я знал, страна была в ужасном состоянии. Она обрела независимость от России в 91-м, но всё ещё оставалась государственной. Правительство решало всё: от того, какую еду покупать, до того, какой телевизор смотреть. Недавно я сидел, развалившись на диване, и смотрел документальный фильм о правах человека. У Узбекистана была такая репутация, что Пол Пот по сравнению с ним показался бы матерью Терезой. Один из их любимых трюков — варить людей до сдирания кожи, а потом оттирать их дезинфицирующим средством. «Знаешь что, Роб? Я очень стараюсь не думать об этом слишком много».
В правой руке он держал бутылку, в левой — оружие. «Мы тут облажались, как французы в Алжире. История повторяется, но никто ничему не учится».
Я почесал затылок. «Ну, я здесь всего день, приятель. Я не особо обращал внимание».
Он указал на журналистов по другую сторону бассейна с Джерри. «Французы раньше сообщали обо всём точно так же, как эти придурки сейчас. Говорили миру, что всё налаживается. Ну и что? В Фаллудже убиты демонстранты – ну и что? Не стоит сообщать. Американец сходит с ума с полным магазином и роняет детей в Мосуле – кого это волнует? Иракцы режут друг друга по ночам, но как только приходит рассвет, все слепы». Он поднёс бутылку ко рту.