Зуев включил запись и начал демонстрацию различных эволюционных моделей звезды, давая по ходу пояснения о спектральном составе звезды, энергетических реакциях каждой из моделей и возможный ход эволюции.
— Задержите эту модель, Виктор,— сказал незаметно подсевший к докладчикам геолог-геофизик Варварин.
— А вы уже здесь,— удивился Зуев.— Пожалуйста, Аркадий Тимофеевич.
— Мне кажется,— поднялся со своего места Варварин,—эта модель наиболее полно учитывает соотношение энергетических потенциалов, гравитационных полей и магнитной эксплозивности. Если взять ее за основу, то при некоторых нарушениях энергетических реакций возможны направленные выбросы массы, подобные выбросам протуберанцев на звездах главной последовательности очень узких в пространстве подобно пучку света, но неизмеримо более мощных по масштабам...
Зуев потер лоб рукой.
— Но, Аркадий Тимофеевич, подобные явления возможны в условиях когерентности магнитных полей и энергетических потенциалов звезды.
— А они не когерентны,— улыбаясь, добавил со своего места Левин.
— Ну, пожалуйста,— усаживаясь, сказал Варварин.— Могу свою гипотезу оставить при себе, хотя проверить ее все же не мешает.
— Проверим,— успокоил его Левин.— Времени для этого у нас будет предостаточно. Я понимаю, зачем вам понадобились эти узкие пучки выброса массы. Тогда легко объяснить появление планетной системы. Давайте не будем с этим торопиться. Будут еще вопросы?
— Какая из представленных здесь моделей имеет оптимальный интервал биозоны?
Зуев потер кончик носа.
— Собственно, у всех моделей ширина биозоны достаточная для размещения трех-четырех планет. Грубо говоря, для данного светила оптимальный интервал биозоны где-то в пределах от двух до семи астрономических единиц, то есть на расстоянии от трехсот миллионов до одного миллиарда километров от красного солнца. Вы удовлетворены, Зиночка?
— Как сказать? — возразила ботаник,— все зависит от щедрости вашей: сколько планет вы туда поместите?
— А вот это уже не в моей компетенции, уважаемая товарищ Астужева.
— Тогда освободи место более достойным,— поддержала подругу зоолог Марина Волынцева.
— Меня уже гонят,— пожаловался шефу Виктор.
— Садись, пока не начали бить,— посоветовал Левин.
— Сказано, освободи место достойным,— поднялся Варварин. Собственно, мы и предполагали, главным образом, удовлетворить ваше законное любопытство. Информация Зуева была необходима, чтобы вы уяснили, что мы имеем дело с уникальным пока явлением и поэтому рассчитывать на установленные ранее закономерности для данного класса звезд, на основе которых формировался научный состав экспедиции, не приходится.
Варварин оглядел аудиторию: только напряженное внимание выдавало общее волнение. Каждый старался скрыть общую волну разочарования, которая стремительно разливалась по лицам слушателей.
— Биозона,— продолжил Аркадий Тимофеевич,— как вполне справедливо отметил Зуев, здесь действительно широка, и в этом смысле нам повезло.
В зале зашевелились. Последние слова геофизика вновь пробудили проблеск надежды.
— Но на этом наше с вами везение и кончается. Фактически в биозону попадают не ближайшие к Солнцу планеты как у звезд главной последовательности, а удаленные от него. Как известно, удаленные планеты располагаются обычно друг от друга на расстояниях двойной кратности, а не полуторной, как ближайшие. К сожалению, в этом отношении планетная система нашего светила не исключение. Из 6 установленных нами планет в биозону попадают лишь две: третья и четвертая, если считать от солнца. Третья к тому же располагается на верхнем пределе биозоны на расстоянии 312 миллионов километров от светила и, сказать по правде, температурные условия на ней лишь немногим прохладнее, чем на нашем Меркурии... Так что все наши надежды сосредоточились на четвертой, расположенной, пожалуй, в самых оптимальных, почти земных условиях. Судите сами. Освещенность ее примерно 170 — 180 тысяч люксов, на Земле — 135, солнечная постоянная — 2,2 калорий на квадратный сантиметр в минуту, на Земле — 1,9 и что характерно, масса ее тоже близка к земной. Период обращения планеты вокруг звезды 1297 земных суток или три с половиной года, на наше счисление. Пятая планета расположена на расстоянии восьми астрономических единиц и фактически находится за пределами оптимальной биозоны. Впрочем, условия освещенности ее примерно такие же, как на Марсе, даже несколько лучше, но это планета-гигант с массой, превышающей земную примерно в сто раз, с метаново-аммиачной атмосферой, очень бурно протекающими химическими и физическими процессами, огромными атмосферными пожарами и прочими неприятными вещами... Что касается четвертой, так сказать, благоприятной для наших исследований планеты, то спектральными анализами установлено в атмосфере большое содержание азота, в несколько меньших количествах гелия, водорода...
Здесь, как опытный оратор, Аркадий Тимофеевич сделал паузу, внимательно посмотрел на присутствующих и торжествующе закончил:
— Около двадцати процентов кислорода и пары воды.
— Ура! — не сдерживая ни своих чувств, ни голоса, загремел Володя Седельников.— Качать Варварина!
И серьезная, хотя и молодежная по возрасту аудитория вскочила в едином порыве, готовая от радости ринуться на подвиг и на безумство.
— Минутку,— поднял ладонь Аркадий Тимофеевич,— есть еще одна существенная деталь. Садитесь, садитесь. Она не очень приятная.
— У-у!— раздалось несколько разочарованных голосов, и аудитория стала рассаживаться по своим местам.
— Товарищи! — укорил их начальник экспедиции.— Взрослые серьезные люди, а ведете себя из рук вон...
— Надоело ждать, Степан Иванович,— ответил за всех Никишин.— Душа просит настоящей работы...
— Знаю, Никишин, знаю. Но нельзя же так... Продолжайте, Аркадий Тимофеевич.
— Вся беда в том, что наиболее благоприятная для исследований планета располагается в настоящее время на противоположной от нас, по отношению к здешнему солнцу, части орбиты. Если догонять ее по выгодной траектории, то мы затратим на встречу с ней около 1,5 месяцев, если идти оверсан, на перехват, то мы прибудем на нее через неделю, но зато будем проходить в опасной близости от звезды.
— На каком расстоянии? — бросил вопрос со своего места Никишин.
— Примерно сто миллионов километров.
— Жарковато будет.
— Жарко, это не проблема. Если будет выброс, мы не успеем уйти.
— Но ведь звезда не имеет пульсаций? — удивился Николай.
— Теоретически да, но практически кто ее знает. Три недели не достаточный срок для изучения.
— Аркадий Тимофеевич сильно преувеличивает опасность,— заметил Левин со своего места.
— Тогда о чем речь? — оглянулся к своим товарищам геолог. Конечно, идти оверсан!
— Товарищи, этот вопрос не ставится на дискуссию. Мы просто информируем вас о возможности такого пути, но выбор траектории подлежит компетенции первого штурмана и капитана корабля. Вот теперь у меня все!— Варварин промокнул платком вспотевший лоб и уселся на свое место.
— Слово предоставляется капитану корабля Геннадию Петровичу Манаеву,— объявил Елагин.
Вместо капитана поднялся лысоватый, с округлой полной фигурой, помощник капитана Брагинский.
— Вы сделаете сообщение, Евгений Михайлович?— спросил Елагин.— Ну, пожалуйста.
— Нет, у меня не сообщение, у меня вопрос.
— Я слушаю, Евгений Михайлович.
— Какова гарантия, что не будет пульсации, выброса плазмы или еще какой-нибудь пакости... Я, знаете, насмотрелся за свою жизнь на такие вещи и у нашего Солнца, и у других тоже, а у этого, извините, площадь поверхности во много раз больше...
— Вопрос и ваше беспокойство, Евгений Михайлович, понятны. Что скажете, Рэм Лазаревич? — обратился Елагин к главному астрофизику.
Левин улыбнулся.
— Вероятность явлений, о которых вы говорили, Евгений Михайлович, во всех посчитанных нами моделях одна миллионная. Это вас устроит?
— Вполне, Рэм Лазаревич, вполне. Это даже больше, чем гарантия. Мы проходим оверсан и при одной тысячной, пока никто не мог пожаловаться на плохую погоду.