— Вот и отлично, Евгений Михайлович,— искренне обрадовался главный геофизик. Значит, оверсан?
— Что решим, Геннадий Петрович? — повернулся к капитану Брагинский.
— Раз астрофизика выдает такую визу, а все горят жаждой свидания с незнакомкой, давайте пойдем оверсан. Как ты думаешь, Вадим Аркадьевич?
Первый штурман пожал плечами, как бы говоря, что вопрос не вызывает сомнений и не нуждается в комментариях.
— По-моему, все ясно!
— Значит, решено.
Елагин объявил об окончании заседания, и возбужденная аудитория стала понемногу расходиться.
— Ты-то чему радуешься, Рэм,— подошел к главному астрофизику Никишин.— Теперь уйдем от звезды подальше.
— Поближе, Николай, хитро сощурился Левин.— Проходить-то будем в ста миллионах! Когда еще придется пощупать ее так близко всеми имеющимися на борту средствами.
— Соображаешь! — рассмеялся геолог.— Ну, пойдем в шахматишки сыграем, а то совсем заработался.
— Какое! Надо сейчас всю аппаратуру привести в боевую готовность.
— Что тебе Кужелева и Арбатова мало? Ну попроси Ладу Борисовну в помощь. Она все равно от скуки мается.
— Как же, мается. Панаева первая из зала упорхнула. Да и другие разбежались по своим отсекам в предвкушении работы. Так что ты уж извини, потом.
— Потом у меня не будет времени.
— Будет. На обратном пути наиграешься.
— Ну, как хочешь, была бы честь предложена. Пойду тогда и я свои гитары настрою, хотя, честно говоря, они у меня давно отлажены и переналажены.
— Беги, беги! В другой раз поговорим,— Левин помахал рукой и исчез за створками дверей.
Никишин неторопливо направился к своему отсеку, где хранилась специальная аппаратура для геологических исследований.
Эстелла Сандалова стояла в каюте перед зеркалом и поправляла непокорную прядку волос. Она то прикладывала ее к виску, то зачесывала наверх, но прядка оказалась с характером и упрямо свисала на лоб. Эстелла опустила руку с расческой и принялась рассматривать свое лицо. Лицо как лицо. Правда, довольно правильное и все же...
Эстелла хитрила сама с собой. Лицо ее было той удивительной красоты, которая не увядает даже с годами, и в двадцать семь трудно было признать в ней замужнюю женщину. Сандалова вздохнула и снова принялась за свою прическу. Почему получается так, что все могут показать свой характер, даже эта разнесчастная прядка? А вот у нее самой характера явно не хватает, иначе она никогда бы не поддалась на уговоры Якова. Конечно, было очень лестно получить назначение в управление астронавтики, но ведь ей, лучшей студентке физического института, была открыта дорога в любой энергетический центр, не говоря уже о станциях. Зря она не послушала друзей. Надо было, действительно, не торопиться с замужеством, а сначала поработать, найти себя. Нет, одна со всего курса поторопилась выскочить замуж. Ну и что хорошего? Нельзя даже, как каждой нормальной женщине, иметь ребенка. Яков тоже хорош! Мог бы предупредить, что их ожидает на корабле. Хороши правила!
Эстелла вздохнула. Нет, наверное, так нельзя. Она сама на себя, как сказала бы психолог Нина Штапова, накликает тоску. Машинально Сандалова накручивала прядку на палец. — Эстик!
Она обернулась: на пороге стоял ее муж, сменный электроник корабля Яков Самойлович Сандалов.
— Ты опять?
— Что, Эстик? Эстелла раздраженно опустила руку, забыв о накрученных на пальце волосах. Красивое ее лицо исказилось от боли.
— Что с тобой, Эстик?
Женщина от боли и досады затопала ногами.
— Перестань, сейчас же перестань!
Яков Самойлович замолчал, растерянно смотрел на жену, не зная, чем он мог вызвать ее гнев.
— Сколько раз тебя просила не называть меня этим именем! Ты опять за свое.
— Но Э... я же...
Сандалов смешался. Он и так терялся перед красотой своей жены, а тут еще последнее время у нее появилось непонятное раздражение. Попробовал поговорить, посоветоваться с Ниной Штаповой. Та выслушала его внимательно и только усмехнулась.
— А вы как думали? Она все-таки женщина. Знали, на что шли!
Однако Яков Самойлович, более искушенный в электронике, чем в женской психологии, ничего не понял и решил, раз психолог не находит в поведении жены ничего необычного, значит, надо терпеливо переносить ее вспышки.
— Но если мне хочется обратиться к тебе поласковей,— нашелся наконец Яков Самойлович.— Телла? Это не звучит! Эста! Как-то суховато. И потом, говорят, когда-то были такие древние племена.
— Ну уж лучше древние племена, чем этот твой Эстик!
— А если Теллик?
— Может быть, уж сразу телка, по крайней мере, будет соответствовать истине,— издеваясь над собой, заметила Эстелла.
— К чему такой сарказм, любимая? — грустно сказал Яков Самойлович.— Может быть, проще объяснить в двух словах, в чем я провинился? Ведь не уменьшительные имена — главная причина твоего раздражения?
Сандалова отошла от зеркала и уселась в кресло.
— Сама не знаю,— сказала она, когда раздражение окончательно схлынуло.
— Ну, давай попробуем разобраться вместе. О чем ты думала до моего прихода?
Эстелла слегка зарумянилась. Ей не хотелось возвращаться к обуревавшим ее сомнениям, но раз он спрашивает, она не вправе утаить их, иначе зачем им оставаться вместе?
— Я сожалела, что поддалась твоему влиянию и согласилась на этот полет. Вероятно, я слишком земная, мне многого здесь не хватает. И прежде всего, нормальной семейной жизни.
— Давай уточним, что соответствует твоим понятиям нормальной семейной жизни. Если я что-то делаю не так, попробуем исправить.
— Исправишь,— начала снова раздражаться Эстелла,— а ваши неумолимые правила поведения семейной пары на корабле? Для нормальной семейной жизни нужны дети. Это тебе понятно?
— Ты же знаешь, это невозможно,— Яков Самойлович вздохнул. И дело совсем не в правилах, ты это отлично знаешь: корабль с переменной силой тяжести и невесомостью не место для рождения и развития нормальных детей. Такие случаи были известны до введения специальных правил. Вырастали уроды, которые одинаково плохо приживались и на кораблях и на Земле, да и вообще они не долгожители...
— Ладно, давай не будем об этом.— Эстелла поднялась с кресла и прошлась по каюте.— Наверное, это нечестно — обвинять других в слабости своей натуры. Извини.
— Ну что ты, Эстик,— смущенно пробормотал Яков Самойлович и спохватился.— Прости, у меня вырвалось само.
— Само,— передразнила Эстелла.— На то ты и мужчина, чтобы не случилось этих само. Очень тебя прошу, последи за своей речью. Неужели так трудно?
— Все,— твердо пообещал Сандалов,— больше ты от меня подобного не услышишь.
— Вот и хорошо. Давай будем отдыхать. Мне скоро на вахту.
В три часа по собственному времени корабля Сандалова поднялась с постели. Приняв освежающий душ, она неспешна позавтракала. Глубокий сон снял ее вчерашние сомнения, и она в хорошем настроении опустилась в кают-компанию, чтобы порыться в видеотеке.
У большого экрана сидели метеоролог Сергей Байдарин и гидролог Ия Радина.
— Что не спите, полуношники? — улыбнулась им Сандалова.
— Да вот, Сереженька развивает довольно любопытную мысль,— слегка прищурясь, объявила Ия Радина.— О благоустроенной планете. Садись, послушай.
Эстелла присела с другой стороны, и Байдарин, вообще не избалованный вниманием общества, тем более женского, покраснел от смущения и присутствия двух самых красивых, как он считал, женщин экспедиции.
— Продолжай, Сереженька,— ласково заглянула ему в глаза Радина.— Мы слушаем. До твоего прихода,— пояснила она Сандаловой,—он приводил палеоклиматологическую характеристику известных планет у звезд того же спектрального класса, что и наше Солнце. Там было много цифр и тебе, пожалуй, неинтересно, но вот выводы... Получается, что нас ожидает цивилизация, даже древнее нашей. Как тебе это нравится?
— Неужели так может случиться? — оживилась Эстелла.— Это ведь сказочная перспектива даже для нас. И, может быть, новый скачок в энергетике?