Офицер с благодарностью принял его, поднес ко рту и стал пить.
— Прекрасное холодное молоко, — похвалил он. — Парное никак не лезет в горло, а холодное могу пить и днем и ночью.
Он протянул бидон в машину, предлагая русским попить молока.
— Надо бы принести кружки! — воскликнула одна из женщин. Но спутники офицера были согласны пить прямо из большого бидона. Вытерев губы, один из них что-то сказал по-русски.
— Большое спасибо, — перевел офицер-эстонец, возвращая бидон Леа Молларт. Сев рядом с шофером, он поднес руку к козырьку и кивнул людям, стоявшим перед ригой.
— Мы можем возвращаться домой? — выпалил кто-то из задних рядов.
— Ну разумеется, — улыбнулся офицер.
Шофер включил мотор. До лип газик ехал задом. Машина шла быстро, словно к кардану была привязана натянутая резинка. Выехав на дорогу, газик, поднимая пыль, описал круг и помчался к дому для престарелых. Проехав мостик, машина исчезла за ольшаником.
Парабеллум задумчиво почесал подбородок.
— Теперь мне ясно, — сказал он, — гибралтарские скалы я так и не увижу.
— Как сон, — вздохнула Леа Молларт, неизвестно, по поводу ли скал или побывавшего здесь газика.
— Немцы драпают, как русские в сорок первом, — насмешливо сказал Яанус.
— Линия фронта пожирает километры, — со знанием дела заметил солдатик.
— Интересно, скоро ли русские объявят мобилизацию? — озабоченно спросил заморыш Карла.
— Будь уверен, — ответил Парабеллум. — Партизаны, как по команде, войдут в состав освободительных войск. Мчись сегодня вечером в штаб и записывайся.
Заморыш Карла сплюнул.
— Мое имя выгравировано на кладбищенском кресте.
— Нашли дураков, — возмутился солдатик.
— У нас дома картофель не убран, — вздохнула кулливайнуская Меэта. — Как бы не было заморозков.
— Да, мы уже глаза намозолили рихваским хозяевам, — кивнула головой слабая половина унылой пары.
— Не знаю, как там в Тарту, может, камня на камне не осталось? — встревоженно заметила Леа Молларт.
— Кровь не просочилась в землю! — взвизгнула Випси, пощупала свои руки и с победоносным видом огляделась вокруг.
— Погоди, погоди, рано еще выкидывать белый флаг, — уговаривал ее Парабеллум.
— Совсем сдурели, порвали материю, — рассердилась Армильда. — У меня две простыни пошли на тряпки.
— Дешево отделались, — засмеялся кто-то.
— Еще неизвестно, что нас ждет впереди, — заметил другой. — До моря-то не дошли.
— Зато золото уцелело, — утешая и себя и остальных, промолвил Парабеллум.
Бениту утомили болтовня и злорадные замечания беженцев. Повернувшись на пятках, она снова пошла в поле и там с остервенением стала перекапывать землю. Из ее рук, описывая большую дугу, в корзинку, стоявшую чуть поодаль, полетели клубни.
На этот раз никто не последовал за ней. Жизнь рихваского хутора никого из посторонних уже не интересовала. На поле остались только Каарел и Бенита. Каарел, понукая понурую лошадь, принялся распахивать следующую полоску, а Бенита, ползая на коленях по борозде, пригоршнями кидала в корзинку картофельные клубни.
Беженцы и «лесные братья», военные дезертиры и просто бродяги стояли в кругу возле риги. Они без конца что-то выясняли, время от времени их разговор прерывался взвизгиваниями Випси и громким смехом детей.
Маленький хозяин Рихвы, Роберт, наискосок шагал по полю. Он подошел к матери, грязными руками вытер щеки и сказал:
— Мама, пошли домой. Отец там совсем один.
Бенита оперлась рукой о дужку корзинки, взглянула на сына, на перепачканный землей картофель, до половины наполнивший корзину, и задумалась.
Она все еще стояла на коленях, съежившись, ноги ее от влажной земли совсем одеревенели. Снова взглянув на поджидающего ее Роберта, Бенита подумала, что она так и не сможет больше подняться с земли.
же светало, когда короткая церемония похорон была закончена. Каарел собрал лопаты, которые он с вечера прихватил с собой, отправляясь на кладбище. Рассчитывая найти в поселке помощь, Каарел стучался в двери знакомых. Но двери не открылись. Так старик и копал всю ночь в одиночестве, повесив на дерево штормовой фонарь, но все же успел вовремя приготовить место последнего упокоения для Иоосепа.
Господин пастор пожелал похоронить Иоосепа рано утром. Когда Бенита зашла вечером в баню посоветоваться с ним, пастор высказал сомнение, возможно ли в нынешние смутные времена перевезти прах Иоосепа на поселковое кладбище, как-никак десять километров. Духовный пастырь предложил похоронить хозяина на здешнем сенокосе под березами. Бенита яростно спорила, она требовала для Иоосепа освященной земли и надгробного слова, чтобы все было как подобает.