Все фантастическое всегда было мне чуждо. Очевидно, мне с самого рождения не хватало в мозгу какой-то извилины. Невероятная, почти фантастическая ситуация, в которой я очутился, возможно, возмездие судьбы. Не прислушавшись к своему внутреннему голосу, я в свое время согласился сняться в научно-фантастическом фильме и на полгода стал обитателем планеты XZ. Тот фильм неожиданно принес мне известность, в зрителях недостатка не было, моя фотография мелькала на страницах киножурналов многих стран, мне было противно глядеть на белый парик из овечьей шерсти и серые глаза, излучавшие известную долю силы воли и жестокости, которую смягчала сквозившая во взгляде земная печаль.
Поодаль, в вышине, полыхает красным стена карьера.
Снизу, из глубины, вот-вот поднимется тьма и, переступив через край, шагнет в пространство, расползется по равнине. Интересно, появится ли с наступлением темноты на плоскогорье отсвет далеких огней какого-нибудь поселка или города?
Сгущающиеся сумерки все более плотной завесой скрывают от глаз окружающее.
Мужчины, похоже, торопятся. Однако нельзя сказать, чтобы они делали свою разрушительную работу спустя рукава, наспех. Их движения заученно умелы. Словно совершается какой-то призрачный танец, модное представление без музыки. Только иногда слышатся хруст и треск. Мой страж сплевывает себе под ноги. На какое-то мгновение сверкнули зубы. В маленьком озере пока еще отражается затухающее небо, и это позволяет мне следить за фигурами мужчин. Странно, неужели им до сих пор не надоело возиться с разбитым планером? Мне жаль его. Подобно верной птице, он пронес меня над лесом, охваченным пожаром. Не загорелся и не дал мне упасть в пламя. Меня угнетает, что я оказался таким неблагодарным и не смог уберечь его от унизительной гибели.
Ну и кретины, решили, что обычный планер таит в себе опасность, и потому превращают в щепки его останки. Уж столько-то можно бы знать о планеризме — поднять планер в воздух с такой глубины немыслимо. В темноте трудно определить высоту вертикальных стен открытой шахты. Быть может, сто пятьдесят, а то и двести метров. Во всяком случае, все мы находимся на дне глубокого колодца. Погребенный в земле экскаватор, который я заметил до того, как приземлился, остался где-то далеко и высоко, может, стоит там с незапамятных времен, вышел из строя в какое-то из первых десятилетий начала века.
Призрачные фигуры торопливо снуют взад-вперед.
Они относят подальше останки разбитого и расколотого планера, я слышу, как они швыряют куски в кучу. Вероятно, там нашелся пятачок ровной земли. До меня долетает взволнованное бормотанье — значит, не немые! Кажется, они о чем-то спорят между собой.
Что-то еще беспокоит их. Но ведь они получили то, что хотели: незнакомец, вторгшийся к ним, взят в плен, а его воздушная повозка уничтожена.
Вспыхивает спичка.
Я бы тоже с удовольствием закурил.
Нет, они зажгли не сигареты. Они подожгли останки планера.
Странно, но я почти не испытываю страха. Хотя, если считать, что их действия целенаправленны, то вполне логично сперва уничтожить планер, а затем пленника. Возможно, они руководствуются жесткой инструкцией: любой неожиданно вторгшийся к ним человек подлежит ликвидации.
В современном густонаселенном мире человек стремится создать замкнутые системы, чтобы не затеряться в людской массе. Группы складываются на основе всевозможных признаков: вегетарианцы и коллекционеры, «моржи» и любители икебаны. Расхитители государственного имущества и идеалисты. Религиозные фанатики и садоводы. Вероятно, и здесь подобралась группа, объединенная какой-то общностью, но боюсь, что их связывает вовсе не невинная сфера интересов. Скорее служебные обязанности, присяга — подпись на бумаге, спрятанной в железном чреве какого-нибудь сейфа, словно капля крови. Во всяком случае, их поведение говорит о своеобразных законах, действующих на этой территории и не соответствующих привычным нормам. Ладно, сам того не желая, я вторгся в запретную зону, нарушил какое-то законоположение — но они могли бы, по крайней мере, хоть выслушать меня! Отсюда следует: человек, чья нога коснулась этой земли, не смеет выйти отсюда живым, дабы не выдать тайну карьера. Что это могла быть за тайна?
Нет смысла взвинчивать себе нервы.
Быть может, положение все-таки менее серьезно, чем я предполагаю.
Что, если это какие-нибудь самодеятельные сектанты, получающие удовольствие от придуманного ими ритуала и стремящиеся произвести впечатление на незнакомого человека? Известно, что люди, сплотившиеся в группы, становятся в чем-то фанатиками, их распирает от собственной воображаемой исключительности, и они постепенно начинают думать, что за пределами созданной ими общины мир нелеп и невыносим. То, что просачивается извне, надо решительно отметать, — они так и поступают, демонстрируя заодно верность принципам секты.