Я никогда раньше тяжелой работой не занималась, так что уход за Бесси для меня своего рода закалка. Я поняла, что человек должен вкалывать, если хочет избавиться от ночных кошмаров. Мне следовало бы давным-давно это уразуметь, может, все сложилось бы иначе. Ну да ладно. Сожаления не помогут. Что касается мужчин, то я перехитрила их, сумела выторговать себе у администрации кое-какие привилегии. Мы уже некоторое время прожили в колонии, когда я вместе с очередным заказом на товары отправила должностным лицам прошение. Оно получилось весьма душещипательным. У меня у самой навернулись на глаза слезы умиления, когда я перечитала свой опус. Прежде всего я деликатно намекнула, что имею определенные заслуги в освоении колонии нового типа. И что мой прецедент окажется неоценимым, когда жизнь в карьере придется пропагандировать среди других заключенных женщин. Предвзятость всегда опровергается положительными примерами. Я же довольна здешней жизнью. Часто ли можно встретить заключенных, которые не жалуются? Более того: я верю в успех эксперимента и советую в дальнейшем расширить эту систему. И хотя я всем довольна, тем не менее прошу разрешения увеличить квоту закупок. Кабинетным работникам следовало бы понимать, что когда без конца крутишься и носишься, да еще под открытым небом и палящим солнцем, одежда снашивается быстрее, и особенно тонкая женская одежда. Кроме того, чтобы выдержать пребывание в раскаленном, как духовка, карьере, надо пить красное бургундское вино. Здешний микроклимат действительно трудно переносим: сильные порывы ветра редко когда разгоняют воздушные массы, застывшие в каньоне. Здесь царит сухая жара, почти как в пустыне. Я благоразумно решила не добавлять, что вместо дозволенных двух бутылок виски неплохо бы получать четыре. Может, в дальнейшем удастся выклянчить еще что-нибудь. Например, шампанское. Ведомства надо осаждать требованиями постепенно, почти незаметно. Через определенные промежутки времени, так, чтобы предыдущая уступка успела позабыться. Просить слишком многого было бы опасно: нажатие на кнопку, и на дисплее появятся мои данные, после чего последует отрицательное движение головой: опять эта женщина сбилась с правильного пути.
Может, они и не дочитали мое прошение до конца, может, их тронуло это извечное женское стремление менять свою одежду на более модную. Мне разрешили увеличить расходы вдвое. И я отослала в банк соответствующее распоряжение. Я испытывала необъяснимое торжество, словно одержала над кем-то победу. Прежде я не умела ценить свои неограниченные возможности, я могла, если б захотела, купить фламинго, чтобы оживить свой сад. Когда прибыло первое заказанное мною вечернее платье, я на несколько часов заперлась в виварии. Долго и жадно разглядывала свой новый наряд, хотя он и не относился к числу шикарных моделей моей излюбленной фирмы — для покупки уникального комплекта не хватило бы той суммы, которую мне удалось выторговать, так что пришлось примириться с моделью платья, выпущенной небольшой серией. Ну, во всяком случае, здесь, в самоизоляторе, можно было не опасаться, что столкнешься с какой-нибудь дамой в таком же наряде.
Когда я в тот вечер появилась среди своих товарищей по невзгодам в новом туалете, то и они оживились. Подобного рода зрелища успели уже позабыться. Один только Уго помрачнел. Глаза его сузились и засверкали. Его взгляд испугал меня. Странно, раньше я не замечала, чтобы этот человек принадлежал к породе хищников. На протяжении всего вечера Уго старался побольнее уязвить меня. Он поносил цветовую гамму моего платья, находя, что это жуткая мазня. Неудачную модель именно потому и сбагрили в колонию, что там, дескать, сойдет. Нет предела безвкусице, рассуждал Он, этот наряд — дурной сон мидинетки. Лучше б закинула свою новую тряпку подальше да продолжала разыгрывать из себя деревенскую девчонку, бегала бы в парусиновых брюках, матерчатых сандалиях или горных ботинках. В тот вечер его голос звучал пронзительно, Уго говорил со мной премерзко, словно я была его собственностью. И вконец взвинтил мне нервы. Через какое-то время и у остальных лопнуло терпение, и они принялись корить его. Но защищали они меня неумело. Жан стал размахивать руками и утверждать, что Флер очаровательна, но презрительный взгляд Уго заставил его заткнуться. Уже и раньше У го давал Жану понять, дескать, нечего голодранцам соваться, когда разговаривают господа. Застенчивый Фред пролепетал что-то о людской озлобленности, но несправедливости не пресек. Майк ни с того ни с сего принялся разглагольствовать о грубости, нарушающей гармонию жизни, но его никто не слушал. Я надеялась, что Эрнесто, как настоящий мужчина, вскочит и задаст Уго жару. Но нет. На его лице застыла отвратительная усмешка, и это еще больше раззадорило Уго.