— Военные беженцы, — пояснила Бенита Йоссю. — У девушки плохо с нервами, — торопливо продолжала она, давая Йоссю время справиться с замешательством.
Йоссь, желая продемонстрировать дружелюбие, обнажил в улыбке зубы.
— Дядя не ест красивых деток, — сказал он и начал шарить по своим отвисшим карманам, отыскивая папиросу.
— Оставим их в покое, — поспешно сказала Бенита и потащила Йосся к дому.
Йоссь, взглянув через плечо на незнакомцев, еле-еле передвигая ногами, поплелся за женой.
— Разный народ бродит тут, — заметила Бенита. Ей не хотелось, чтобы Йоссь в свою очередь стал расспрашивать молодых.
— Тебе все равно, — ворчал Йоссь, ковыляя за Бенитой. — Ты всяких бродяг на хутор пускаешь. Тебе и в голову не придет, что они могут выдать меня немцам.
Йоссь ежеминутно поворачивал голову и смотрел в сторону реки, где на зеленой траве сверкало желтое одеяло.
— Кому вы сейчас нужны, — вяло бросила Бенита. — До вас ли теперь немцам. Они сами сматывают удочки. Мог бы уж и выйти из лесу. Работы всякой поднакопилось, нам с отцом всего не переделать!
— Что ты понимаешь в войне! — заорал Йоссь, догоняя Бениту. — Твой ум дальше капустной грядки не идет.
— Тоже мне вояки! — презрительно сказала Бенита. — Палишь из ружья по плотвишкам — и то руки дрожат и дыхание спирает.
Йоссь схватил Бениту за руку.
Бенита вырвалась. Слепая злоба ударила ей в голову, ей хотелось вылить на Йосся поток оскорбительных слов, но она сдержалась и с трудом заставила себя улыбнуться.
— Йоссь, ну стоит ли нам ссориться, — миролюбиво сказала Бенита.
Неожиданная мягкость Бениты насторожила Йосся. Он недоверчиво посмотрел на жену. Бенита отвела взгляд и принялась раздвигать прясла лаза.
— Ну, выкладывай, какой еще сюрприз приготовила мне? — спросил Йоссь и из-под сломанного козырька кепки пристально посмотрел на Бениту.
Жеребая кобыла хозяйского сына из-под Раквере подошла к остановившимся у лаза хозяевам.
Йоссь стянул с головы кепку и замахнулся на лошадь.
— Кыш! — крикнул он ей, как собаке. Кобыла запряла ушами, завращала глазами и потрусила к стоявшим в отдалении березам.
— Чужие лошади топчут выгон, — сказал Йоссь и сплюнул.
— Как будешь гнать людей? Издалека ведь ехали. Кто знает, сколько им еще придется быть в пути.
— Что ни день, то какие-то бродяги в доме, — проворчал Йоссь и оттолкнул Бениту, чтобы снова задвинуть прясла. — Хозяин у себя на хуторе крадись как волк и гляди в оба, — сказал он громким голосом, словно нуждаясь в подтверждении, что его права властелина остаются неизменными.
— Пойми, дорогой Йоссь, — мягким голосом убеждала мужа Бенита, — мы живем среди людей, все мы эстонцы, и надо помогать друг другу.
— Для меня Эстония — это Рихва. До других мне дела нет. — Йоссь описал рукой широкий круг, словно хотел показать глупой жене границы своего государства.
— Раньше ты радовался гостям, — уговаривала Бенита мужа таким ласковым голосом, что даже самой было противно. Однако делать нечего, они приближались к тому месту, откуда был виден торфяной навес — там, на коричневом чурбачке, торчала голова Купидона. Только у лаза Бенита снова вспомнила о Купидоне.
— Тогда приходили те, кого я звал, — буркнул Йоссь, однако голос его прозвучал приветливее.
Бенита успокоилась. Она собиралась угостить Йосся доброй порцией самогона, поджарить яичницу — больше всего он любил глазунью — и только после этого осторожно рассказать о Купидоне.
оначалу все шло хорошо. Как ни странно, но, подойдя к колодцу, Йоссь не стал звать барана. Собственная жена прочно повисла у него на руке, и Йоссь постеснялся отстранить молодую женщину, чтобы затеять единоборство с бараном. Поднявшись на крыльцо, Йоссь прошел вперед и, не снимая с плеча ружья, направился прямо на кухню. Пожелав старикам и сыну, сидевшим за столом, приятного аппетита, Йоссь не стал задерживаться на кухне и сразу же зашагал в спальню. Здесь, у самого окна, стоял маленький столик, с которого Бенита не снимала никогда белой скатерти, заботясь о том, чтобы аппетит у Йосся был неизменно хорошим.
Так уж повелось, что хозяин Рихвы, наведываясь домой, никогда не ел на кухне вместе со своими домочадцами. После того как Йоссь примкнул к компании «лесных братьев», ему стало даже нравиться это исключительное положение в семье. Скрываться вошло у него в плоть и кровь, хотя он, правда, нередко шатался по окрестностям, предварительно опрокинув в себя для смелости стаканчик самогону.