Все же Рикс был прав, сказав когда-то, что интеллигентами рождаются.
Очень надо было ей в свое время стремиться в колледж? Служить прислугой в семье дяди, чтобы было чем платить за учение? А отцу ее, Каарелу, с раннего утра до поздней ночи — гнуть спину на государственной мызе, чтобы помогать дочери?
«Все было бессмысленным, бессмысленным», — с тоской думала Бенита.
— Когда я открыл дверцу самолета и плюнул на Монблан, — вернулся Парабеллум к старому разговору, — я думал, что совершил самый героический поступок в своей жизни — взглянул на знаменитую вершину мира сверху вниз. Вздор все это. Я только убедился, что и Рикс, и госпожа Молларт — несравненно более высокие вершины, через которые ни одному самолету и не перелететь.
Все с облегчением рассмеялись.
Солдатик снова заиграл на аккордеоне. Спутник девушки-цыганки и тот на миг оторвался от своих мучительных мыслей и начал раскачиваться в такт мелодии.
Бенита украдкой наблюдала за этим парнем из-под Раквере. Она смотрела на его мясистое лицо и округлые красные щеки, и на сердце у нее почему-то становилось легче.
очу взглянуть, что за праздник, черт побери, справляют в моем доме! — рявкнул кто-то с улицы. — Я самого черта не боюсь, у меня ружье!
Это был Йоссь.
И, словно в подтверждение этих слов, он дважды пальнул в воздух. Собаки залаяли.
Минна оперлась руками о стол и встала. Беженцы, которые не имели ни малейшего представления о существовании Йосся и других «лесных братьев», съежились, готовые залезть под стол.
Бенита быстро убрала пустые бутылки из-под самогона. Ей необходима была сейчас какая-то деятельность, чтобы справиться с охватившим ее волнением.
Солдатик положил револьвер перед собой на стол. Хозяйского сына из-под Раквере словно сдуло со скамьи — опрокинув лимонное дерево, он выскочил в открытое окно.
Прежде чем Бенита успела произнести хоть слово, чтобы успокоить гостей, Рикс и Парабеллум привстали и направили дула своих пистолетов на дверь.
— Успокойтесь, прошу вас, — ловя ртом воздух, сказала Бенита. Однако вид бледной, как полотно, хозяйки отнюдь не прибавлял мужчинам решимости, и пистолеты так и продолжали быть направленными на дверь.
— Это мой сын, — ясным голосом объявила Минна. — Он никому зла не сделает. Он такой же бездомный, как все эти сироты военного времени, которые не хотят убивать других людей.
Бенита не ожидала от свекрови такого красноречия.
Даже Каарел не захотел остаться в стороне от событий. Он встал, протиснулся поближе к Риксу и Парабеллуму и что-то шепнул им на ухо.
Казалось, одна Леа Молларт не поддалась всеобщему оцепенению. Опустив голову на руки, она расхохоталась и отрывисто сказала:
— Никогда у меня в жизни не было такого количества приключений!
В кухне загремели ведра и покатились по каменному полу, с грохотом упала скамейка и скрипнула ножка отодвигаемого стола или стула. Затем в дверях появился разъяренный Йоссь с ружьем в руках.
— Черт! — оглядевшись в комнате, выругался он. — Моя жена открыла здесь публичный дом! Комната полна мужчин, бутылок невпроворот. Нет, ты только погляди, как стол накрыла — скатерть вытащила, целые горы мяса выставила.
Йоссь был изрядно пьян.
Сылмеская Элла, по-видимому, не скупилась, таская им самогон.
— Черт! — Йоссю хотелось продемонстрировать свою власть. — Хозяин Рихвы — я, захочу — всех вас вышвырну из дома.
Бенита села.
— Потеснитесь, — скомандовал Йоссь.
Кулливайнуская Меэта быстро вскочила и предложила Йоссю сесть на ее место.
— А теперь все будете пить за мое здоровье, или я выкину вас со всем вашим барахлом на улицу, — разошелся Йоссь и, схватив со стола бутылку, стал размахивать ею.
— Выпьем, выпьем, — поспешно согласились женщины. Только Леа Молларт все еще не могла справиться с разбиравшим ее смехом.
— Дерьмовый народ — эти эстонцы, — провозгласил Йоссь, дрожащей рукой наполняя кружку.
Рикс и Парабеллум переглянулись. Леа Молларт перестала смеяться, вытерла платком уголки рта и с интересом стала наблюдать за действиями хозяина Рихвы.
Минна вздохнула:
— Вот что делает война с людьми! Нервы так взвинчены, что не остается уже ни стыда, ни совести.
Подойдя к Йоссю, она положила руку ему на плечо и стала уговаривать.
— Йоссинька, деточка, — заговорила она ласково, — люди пришли издалека, ты на них не сердись. Все мы страдаем одинаково. Надо держаться вместе и протягивать руку ближнему своему.
— К черту! — Йоссь резко дернул плечом. — Все они были прихвостнями у немцев, а теперь мчатся искать новых хозяев. А вот я, — стал выхваляться Йоссь, — еще весной откололся от немцев, я не признаю над собой никакой власти, я — сам себе хозяин.
— К сожалению, редко можно встретить таких смелых людей, как вы, — произнес Парабеллум и, встав, отвесил Йоссю поклон.
— Гляди-ка, — удивился Йоссь, — хоть один толковый человек нашелся. Тебя как звать?
— Парабеллум.
— Если ты — Парабеллум, то я — Йоссь Ружье! — победоносно провозгласил Йоссь и огляделся вокруг — вызовет ли смех эта его шутка. Он встал и, пошатываясь, пошел к дверям.
— Камрады! — крикнул он. — Выходите из леса! Я уже вчера сказал — Гитлер капут! Не валяйте дурака!
Йоссь уже не мог стоять на ногах, схватившись за спинку стула, он упал на нее.
— Да придут ко мне отроки и отроковицы! — из темноты прихожей крикнул Эльмар и, подталкивая впереди себя цыганочку, вошел в комнату. За спиной Эльмара посмеивался заморыш Карла.
— Кустаса мы отправили домой каяться в грехах, — сказал Бените Эльмар.
Цыганка вырывалась, но Эльмар крепко держал ее за руку. И девушке пришлось покориться. Судорожно придерживая под горлом ворот платья, она робкими и!агами подошла к столу. Унылая пара потеснилась, и девушка села рядом с ними. Она опустила голову, и ее темные волосы, подобно покрывалу, упали ей на лицо.
Леа Молларт горящими от любопытства глазами смотрела на новоприбывших.
— Вот, значит, какой он, этот эстонский народ, — пробормотала она про себя.
Парабеллум ухватился за слова Леа Молларт и провозгласил:
— Из кого состоит эстонский народ? Нашу скудную землю часто топтали чужеземцы. Моим предком со стороны деда был некий солдат Гарибальди. Бабушку моего друга Рикса взяли «правом первой ночи», таким образом, перед почтенным обществом восседают рядышком слегка немец и слегка итальянец. Когда я служил у генерала Италиано Апеннино, я всегда думал, почему мне так легко дается итальянский язык, что ни говори — наследственность проявилась.
— Я по бабушке шведка, — рассмеялась Леа Молларт и откинула назад голову. — Очевидно, поэтому меня туда и тянет.
— А наш род берет начало от русских Причудья, — провозгласила сильная половина унылой пары.
— Я — чистокровный эстонец, — перебивая, заорал Йоссь. — Скажи, — он настойчиво посмотрел на Минну, — или ты тоже согрешила с кем-либо из чужеземцев?
Минна еще сильнее сморщила свое и так морщинистое лицо и сердито махнула рукой в сторону сына.
— Видите, — обрадовался Парабеллум, — у нас что ни волость, то свой народ — тут тебе и причудские, и запсковские, тут тебе и полунемцы, и четвертьшведы, не говоря уже о прочих.
Армильдин муж Яанус облизнул губы, видно было, что ему не терпится высказаться. Он вращал своими карими глазами, тайна распирала его щеки, он не мог дождаться, пока стихнет шум.
— В нашей волости когда-то жило много цыган. А потому на самых что ни на есть исконных эстонских хуторах рождалось немало кареглазых детей, — хихикнул он.
Армильда отодвинулась от мужа, взглянув на него, всплеснула руками:
— Бог мой, что же ты мне ничего не сказал, когда к алтарю повел! Теперь, не приведи господь, цыганская кровь заговорит в ком-либо из наших детей и уже тогда ничего путного из него не получится.