Хорошо, что Вийвика сказала лишь «мормон».
В большинстве случаев женщины в подобной ситуации употребляли такие локализмы, как «свинья» и «подлец». У Оскара же, когда ему говорили «свинья», сразу срабатывал рефлекс и возникало желание хрюкать. Однако, как эстет, он не переносил таких звуков.
В подобных случаях он обычно отвечал:
— Исключим общих предков из игры.
Такси остановилось. Оскар отыскал в кармане измятую бумажку и развернул ее.
— Главное — это приветливое лицо, — сказал шофер, когда Оскар вылез из машины.
— Точно, — ответил Оскар и осклабился.
Так он и вошел в дом, осклабившись. Отличного качества искусственные зубы Оскара были как собственные. Молоденькая женщина, зубной техник, которая делала ему челюсть, очень сочувствовала Оскару. Она считала, что в таком возрасте чересчур рано обзаводиться искусственными зубами. Тридцать девять — черт его знает, как отнестись к этой цифре. Ничего, утешал себя Оскар, средняя продолжительность жизни человека все время растет, граница старости отдаляется. С запасными частями для человека становится все легче, а если учесть рост автомобильного движения, а следственно и катастроф, то ассортимент будет более чем достаточен. В какой-то степени помощь оказывает и наука. Один знакомый Оскара в результате несчастного случая потерял ноготь большого пальца. Теперь ему сделали новый из перламутрового пластика.
Оскар продолжал улыбаться, и к нему само собой вернулось хорошее настроение. Прощай, Вийвика! По всей вероятности, она все поняла. С этой минуты Вийвика интересует Оскара не больше, чем некогда написанное ею письмо, которое сперва лежало в красном ящике Тийны Арникас в разделе «Неудавшаяся семейная жизнь», а теперь перекочевало в архив УУМ'а.
А вот та молоденькая врачиха, зубной техник, о которой Оскар вспомнил сейчас совершенно случайно, была во всех отношениях очаровательным существом. У нее были темные искусственные ресницы и пестрые наклеенные брови. Светлый парик очень гармонировал с ее маленьким розовым ртом. В тот раз, когда зубной техник посочувствовала Оскару по поводу его зубов, ему захотелось чем-то развеселить ее, и он рассказал о перенесенном им в детстве авитаминозе. К огорчению Оскара, зубной техник оказалась человеком на редкость серьезным и выслушала его рассказ с грустным лицом послушного ребенка. Разумеется, ей неинтересно было знать, что мать Оскара с точностью часового механизма ежедневно натирала сыну морковь и заставляла есть, приговаривая:
— Не упрямься, иначе у тебя выпадут зубы.
Оскар остановился на ступеньке лестницы. Он хотел окончательно освободиться от Вийвики прежде, чем нажмет на ручку двери своей квартиры. Где-то внутри вроде бы еще скребло. Хорошо бы какой-нибудь рассудительной мыслью или красивым воспоминанием поставить точку на истории с Вийвикой. Ему словно необходимо было за что-то зацепиться, чтобы откинуть это «что-то» в прошлое и со спокойной душой оставить его там во власти патины времени.
Ну хоть какой-нибудь эпизод должен был отложиться в его памяти, эпизод, который все еще удерживал его и от которого ему надо было освободиться.
Точно просматривая почтовые открытки, Оскар мысленно перебрал вечера, проведенные с Вийвикой, и вдруг вспомнил миг, который он так мучительно искал.
Это было в начале лета, вечером. Солнце почему-то все не заходило и не заходило. Вийвика задернула занавеску.
Однако сквозь нее все-таки еще пробивался красноватый свет. Тихий дом казался опустевшим пчелиным ульем. Обессиленные, они лежали рядом. Внезапно Вийвика встала, шлепая босыми ногами, прошла на кухню и принесла из холодильника полную тарелку клубники со взбитыми сливками.
Оскар даже слегка умилился. Вийвика вновь стояла перед ним словно наяву. Белая ночная сорочка просвечивала, как занавеска в лучах заходящего солнца. На запястье у Вийвики тикали часы. Тарелку с золотым ободком, на которой лежала клубника со взбитыми сливками, Вийвика держала на уровне груди.
Затем, уже лежа в постели и уплетая клубнику, Вийвика нарушила тишину. Она облизала ложку и, смеясь, сказала:
— Вот видишь, любовь все-таки приходит через желудок.
Она сказала пошлость, но лицо ее по-прежнему оставалось нежным и милым. Не таким, как сегодня, когда она ходила по ярко освещенной комнате и заглядывала в углы, словно там во множестве валялись вещи Оскара, которые надо было отдать уходящему мужчине.
Оскар улыбнулся и нажал на звонок у двери. Чаще всего он не брал с собой ключей от квартиры, но не потому, что боялся их потерять. Он просто вел сам с собой игру и, стоя за дверью, представлял себе, как в следующий миг войдет не в опостылевшую ему квартиру, а куда-то, где все ново и интересно.
Когда Агне открыла дверь, Оскар опустил глаза. Ему почему-то казалось, что в его зрачках запечатлелось бледное лицо Вийвики.
тот вечер, когда Оскар, развязавшись с Вийвикой, довольный вернулся домой, Агне, распахнув дверь, выпалила:
— Тетя Каролина умерла от инсульта. Часовня. В часовне тетя Каролина. Дитя, появившееся на свет на рубеже столетий. Она умерла от болезни, от которой умирают равно как гении, так и домашние хозяйки.
Оскар положил венок в изножье гроба тети Каролины и подошел пожать руку Вайре. Вайра, дочь тети Каролины, была его ровесницей. В детстве они ходили друг к другу на дни рождения. Тетя Каролина, которая во всем любила строгие и прямые линии, покупала Вайре в свое время только клетчатые и полосатые платья. Все воспоминания Оскара о Вайре были сопряжены с геометрическими фигурами.
Окружающий тебя мир ведь можно систематизировать и по таким признакам: прямолинейные, круглые и составляющие исключение каплевидные фигуры. Разумеется, каплевидные не слишком надежны, их форма неустойчива и в любой миг может измениться.
Глаза у Вайры были заплаканные. Ей позвонили по телефону, но она не успела приехать вовремя и не застала мать в живых.
Зато струнный оркестр явился в часовню точно ко времени, и как ни удивительно, духовный пастырь тоже.
Муж тети Каролины, умерший незадолго до нее, всю жизнь следил за оптическими приборами в обсерватории.
Вайра ходила от родственника к родственнику и бормотала извинения:
— Она оставила письменное распоряжение и потребовала пастора.
Мать Оскара всхлипнула. Этот короткий звук отозвался в душе Оскара странной болью. Ему вдруг захотелось снова стать маленьким, чтобы слышать биение материнского сердца. Оскар отогнал от себя это стандартное представление о матери. Он не помнил, чтобы мать брала его на колени. И снова рядом с ним стояла мать, почти посторонняя, просто требующая уважения старая дама, которой в часы пик надо помогать перейти улицу. На самом деле его мать уже годами носила на запястье шагомер и через день занималась гимнастикой на шведской стенке, чтобы не потерять осанку.
Они приехали сюда вместе, поездом. Всю дорогу мать беспокоилась о венке. Упорно, через небольшие промежутки времени, она повторяла, что от жары в поезде цветы могут завянуть. Она словно нарочно сосредоточила свои мысли на узкой орбите — вероятно, это был способ успокоить себя. После известия о смерти тети Каролины мать развила бурную деятельность — вместе с Оскаром отправилась заказывать венок и долго размышляла над возможными вариантами. Почему-то ее взгляд остановился на венке, по форме напоминавшем лиру. Перед тем, как принять решение, она несколько раз повышала голос чуть ли не до ультразвука. У Оскара был обостренный слух, почти как у собаки, и поэтому от резкого голоса матери где-то в самой глубине его барабанных перепонок закололо и зачесалось. На вокзал, за билетами, мать пошла тоже вместе с Оскаром. Для нее было очень важно, в каком вагоне они поедут.
В последнее время Оскар не мог отделаться от мысли — а что, если лезвие, которое он когда-то спрятал в кресле-качалке, вонзилось в мать и застряло где-то у нее внутри. Теперь его уже не найдешь. Собственная беспомощность делала Оскара нетерпимым по отношению к матери, да и вообще он старался всячески избегать общения с женщиной, когда-то давшей ему жизнь.