— Слишком много швали гниет на виселицах зазря.
— Зазря, — внушительно произнес маркграф, — не бывает.
— Кто же спорит, ваша светлость, — вежливо проговорил Ансард, — эта падаль получила по заслугам. Но не лучше ли использовать их во благо Солера, чем гноить зазря…
— На благо Солера? Что ты имеешь в виду, друг мой?
— А рудники? Вашей светлости не хуже, чем мне, известно, что жила вовсе не иссякла.
Маркграф молчал, разглядывая унизанные перстнями пальцы.
— Солеру понадобится серебро, государь. Кто придет нам на помощь в тяжелый час? Да еще бесплатно? Ретра? Ретра спит и видит, чтобы подгрести Солер под себя.
— Процветающее графство, друг мой, — сказал маркграф, — лакомый кусок для всех… Но кому нужен гниющий клочок земли, разоренный стихиями? Что, Орсон будет кормить эту падаль — за здорово живешь? Да он ставит кордоны на границах… Чтобы и муха из Солера не пролетела в Ретру.
— А вы уверены, что это кордоны, дядюшка? Войска он стягивает к границам… Солер слаб…
— Что ты предлагаешь? Откупиться? Серебром из горы?
— Тянуть время, что же еще… Эрмольд, эта лиса, подбивает клинья под терранских амбассадоров… их нельзя выпускать из рук…
Маркграф вздохнул.
— Сам знаю.
— А если этот Леон вовсе не погиб? Если он сейчас в Ретре — под крылом Орсона…
— Не думаю. Амбассадор Берг — его друг.
— Амбассадор Берг, — раздельно произнес Ансард, — ему не друг. Амбассадор Берг — его сеньор. А кто ж не хочет сам стать сеньором, сударь мой?
— Насколько я знаю, — упрямо сказал маркграф, — Леон в Ретре не появлялся… А то я шпионов зря кормлю. Он погиб здесь, в Солере.
— Если погиб…
— Да… если погиб. Кое-кто из моих людей поговаривает, что он вертелся вокруг Мурсианских рудников… что-то там ему нужно было…
— Да, — задумчиво проговорил Ансард, — рудники. А ведь он, по слухам, нашел там серебро… Если бы вы мне дали их на откуп, эти рудники, я бы живо наладил работу. Куда еще кандальных девать, как не в гору? Кайло в руки — и вперед…
— Не я наложил запрет на разработки, — заметил маркграф, — я только подтвердил его.
— Если я улажу это дело…
— Тогда, пожалуй… Впрочем, друг мой, не святой церкви я опасаюсь… Как бы нам не разгневать сам понимаешь кого…
— Нам нечего опасаться, господин мой, — Ансард мрачно покачал головой, — ибо это уже свершилось. Уж не знаю, как, но мы это сделали.
Тракт был размыт — бурая, утоптанная земля превратилась в жидкую грязь, копыта лошадей чавкали и оскальзывались, и лошадь Варрена, едущего впереди маленького отряда, захрапела, попятилась и, не удержавши равновесия, присела на круп, когда придорожные кусты зашевелились, и из серой мглы, клубящейся по обочинам, выплыло несколько смутных фигур. Варрен вздрогнул — фигуры были скрюченными и горбатыми и ступали медленно, враскорячку. Прошло несколько мгновений, прежде чем он сообразил, что перед ним люди, вооруженные заостренными кольями и вилами на коротком черенке, да еще согнувшиеся под тяжестью какого-то скарба. Брели они, широко расставляя ноги, осторожно и неторопливо — чтобы не поскользнуться в грязи или, по меньшей мере, не оставить в ней грубые деревянные башмаки.
Варрен подобрал повод и толкнул лошадь вперед, отсекая идущим дорогу. Руку он внушительным жестом положил на выступающую из-под плаща рукоять меча, но скрытая угроза не понадобилась — встречные, увидев вооруженный отряд, стянули шапки; дождь лупил по непокрытым головам.
— Что это у вас в мешках, ублюдки? — сквозь зубы произнес Варрен. — Разбоем промышляете?
— Никак нет, сударь, — ответил пожилой, кряжистый мужик, стоявший во главе пешего отряда. Он топтался на месте, явно раздумывая, не выразить ли ему дополнительное почтение, плюхнувшись на колени в бурую грязь, но потом решил ограничиться тем, что еще ниже склонил голову. — Это наше добро, кровное…
— Вот как? — Варрен окинул взглядом процессию. Человек двенадцать, а за кустами, в тумане, проглядывает какая-то бесформенная темная масса. Похоже, кто-то держал под уздцы по меньшей мере одну лошадь. — И где ж оно у вас хранилось? В лесу под деревом?
Люди Варрена уже подошли вплотную к пешим, чуть ли не толкая их лошадиными крупами — от мокрой шерсти животных шел пар, смешиваясь с клубящимся на дороге туманом.
— Можно сказать и так, сударь, — торопливо ответил старший, — у нас тут разбойники пошаливали, ну, деревня-то у нас немаленькая, сюда они не сунулись, зато несколько хуторов ограбили подчистую, дома пожгли, людей положили — мало кто из хуторян уцелел, сударь мой, так мы собрали ребят… выжечь их гнездо поганое…
— Ступайте домой, — Варрен удерживал на месте пляшущую лошадь, — я разберусь.
— А чего разбираться, сударь мой? Уже разобрались. Вот оно, добро награбленное… Скот они порешили, а вещички-то вот они… И бабы, значит, хуторские…
— А душегубы?
— Там их было только трое, сударь. Одного, как заварушка началась, мы сразу положили, другого бабы, сударь, чуть не на клочки разорвали, смотреть страшно, а третий вот он, в грязи валяется.
Темная масса из-за кустов выступила вперед и оказалась невысокой каурой лошадью, на которой охлюпкой восседал деревенский парень. Человек, волочившийся со связанными руками за лошадью, не раз уже падал в грязь и сейчас больше походил на чудовищное создание из свиты Темного — из тех, что изображают на фронтонах храмов.
— Только трое? — брезгливо поморщившись, произнес Варрен. — Экие же вы храбрецы…
— Да их больше было, сударь. Бабы говорят, еще четверо их было, целая шайка, но одного хуторяне положили, а куда еще трое делись, только Двоим и ведомо. Говорят, небесным огнем убило…
— Небесным огнем, говоришь… — задумался Варрен. Он вновь поглядел на ладную лошаденку, впрочем, порядком уже запушенную — грива спутана, хвост в репьях, брюхо и бабки в комьях засохшей, светлой, и свежей — бурой грязи. — Приведи-ка его сюда, этого душегуба, братец…
— Мы с ним сами разберемся, ваша милость, — угрюмо сказал старший, — пускай на воротах повисит, чтобы другим неповадно было…
Варрен выдвинул из ножен лезвие меча — на ладонь, не больше, но этого хватило, чтобы старший торопливо дернул за веревку, и разбойник, проехав мордой по грязи, оказался перед Варреном.
— На воротах, — задумчиво произнес Варрен, разглядывая обезображенное лицо, — это хорошо… Но у нас, братец, его светлость держит в руках жизнь и смерть своих подданных. Ты что-то хотел сказать, парень?
Старший угрюмо поглядел на него, но промолчал.
— Развелось этой швали видимо-невидимо, веревок не напасешься. Его светлость намерен вновь открыть рудник в Мурсианских горах. Так что судьба его — в штольне заступом работать… Хоть какая польза… Эй, — он кивнул своим людям, — возьмите его…
— Но, сударь… — попробовал возразить старший.
— Закрой пасть, пока зубы целы.
Пленник, до которого долетали обрывки разговора, взвыл, упал на колени и, меся грязь, подполз к копытам лошади Варрена.
— Только не рудники, — прохрипел он в ужасе, обратив к Варрену безумные белые глаза. — Только не рудники… нет!
Варрен задумчиво кивнул — не столько стоявшим перед ним людям, сколько сам себе.
— Забирайте его, — холодно приказал он.
Глаза душегуба еще больше закатились, разбитый рот распахнулся.
— Нет, — заорал он, — ради Двоих, нет!
— Странно, что ты вообще о них вспомнил, — задумчиво проговорил Варрен, осаживая жеребца, шарахнувшегося было от внезапного крика. — Что ж, можно обойтись и без рудников… скажи-ка мне, где вы раздобыли эту лошадь?
— Ты только погляди, — сказал Айльф, — что творится!
В голосе его слышалось восхищение, хотя восхищаться тут было особенно нечему.
Они стояли на холме — стена деревьев синела за спиной, а впереди расстилалась возделанная земля. Вернее, то, что еще неделю назад было возделанной землей — лоскутное одеяло полей сплошь залито водой, ростки злаков торчат, точно стебли осоки в заводи, и все это кипело, пускало пузыри, дрожало под напором бесконечных струй, льющихся с нависшего черного неба.