В редакции я с ходу диктую материал на машинку и сдаю его в секретариат. Времени шесть часов. Рабочий день закончен. «Еду домой и сажусь работать, — решаю я. — Сегодня я должен записать утренний разговор матери с сыном и рассказ секретарши».
На лестнице меня поджидает Гриша.
— Майкл, — говорит он, — сегодня вечером стол привезут. На правах друга я прошу тебя помочь втащить его на шестой этаж.
— Я занят, — сухо отвечаю я и бегу вниз по ступенькам.
— Больше ты мне не друг! — летит вдогонку и эхом повторяется на всех этажах приговор Гриши.
На улице многолюдно: кончился рабочий день. Но даже в толпе я вижу торжественно шествующих мне навстречу тестя с тещей. Что они могут здесь делать? Как они здесь оказались? Еще издали они начинают мне приветливо улыбаться. Их улыбки притягивают меня, как взгляд удава: остановиться и заговорить с ними — это конец. Раз уж они оказались неподалеку от нашего дома, придется приглашать их в гости. И тогда — прощай работа. Сделав вид, что они меня не заметили, я круто ухожу в сторону.
Жены дома нет. На минуту это меня огорчает: я думал, она приготовит ужин и, быстро закусив, я смогу засесть за работу.
Но, с другой стороны, одиночество — тоже благо: никто не будет мешать.
Быстро — всего пятнадцать минут — принимаю холодный душ и выхожу из ванной отдохнувший и посвежевший.
Итак, думаю я… Достаю из письменного стола пачку отличной плотной бумаги. Звонит телефон. Пусть хоть лопнет. Я вызывающе щелкаю ручкой. Телефон не унимается. А вдруг что-то случилось, проникает в мозг предательская мысль. Все равно не подойду, уговариваю я себя, но мысль бежит вперед: если не случилось, почему так долго звонят?
И что делали Лидкины старики в нашем районе? Ведь они живут на «Университете»? Их странные улыбки… Перед глазами возникает пожухлый венок, который никак нельзя вытащить из машины. Я быстро подбегаю к аппарату.
— А я хотел трубку вешать, думал, тебя дома нет, — слышу я знакомый Юркин голос. — Какие планы?
«И нужно было вешать». — едва не отвечаю я. Но Юрка — старый друг, и разговаривать с ним подобным образом — просто свинство. Поэтому я как можно мягче говорю:
— Планов никаких. Срочная статья. В номер. Сижу и пишу.
— Как хочешь, — обиженно отвечает он, — а я думал зайти. Футбол по телевизору. Пива бы захватил.
— Ха-ха, — вежливо говорю я, — лучше завтра.
Он кладет трубку. Я вновь беру ручку. Гулко стучат в дверь.
— Не открою, — вслух, чтобы было убедительней, говорю я.
Стук усиливается. И что за манера стучать? Будто звонка нет. Я сижу не шевелясь. Давайте, давайте стучите. Хоть выламывайте… Небось опять из домоуправления — за свет, за газ не уплачено. В сберкассу нужно бежать. А тут времени нет один абзац написать. Как там оно: «Не горюй. Ты, может быть, думаешь, лето кончилось?..»
Стук прекращается, и я слышу, как в замке поворачивается ключ. Воры, мелькает догадка. А хоть бы и воры, безразлично думаю я.
Но это не воры, это жена.
— Ты что, совсем сбрендил? — кричит она с порога. — У меня обе руки сумками заняты! Стучу, а ты пошевелиться боишься. В «Детском мире» стою ему за курткой, звоню отцу с матерью, чтоб деньги подвезли. Старики тащатся на другой конец города, а он сталкивается с ними нос к носу и даже не здоровается. Вот, обиделись, зайти не захотели.
Из всего потока слов я улавливаю лишь обидное напоминание о моем маленьком росте (куртка в «Детском мире»!). И это окончательно выводит меня из себя.
— Молчи! — дико кричу я. — Я работаю, ты понимаешь, работаю!
Лидка вдруг начинает плакать. Плечи ее жалко вздрагивают, она берет обе сумки и уносит их на кухню.
Я пытаюсь сосредоточиться. Но сердце отчаянно колотится, в ушах звенят обидные слова жены. Пойти помириться? Нет. Но и писать я тоже не в состоянии. На минуту в душу, словно холодная змея, вползает мысль: а может быть, я не писатель? Может быть, так всю жизнь и буду делать интервью с директорами и возить венки? Но я гоню эту мысль прочь, подальше…
В комнату входит Лидка и сухо объявляет:
— Ужин готов.
Я встаю и иду на кухню. Чай пьем молча. Ложка в стакане, когда Лида размешивает сахар, ужасно дребезжит. Я морщусь, но удерживаюсь от замечания, чтобы не начать новой ссоры.
— Давай посмотрим телевизор, — вдруг примирительно шепчет жена и даже пытается погладить меня по голове. Но я твердо говорю:
— Нет. Буду работать.
Я иду за стол, а она начинает ходить по комнате из конца, где стоит кровать, в другой конец, где в шкафу хранится постельное белье. Каждый раз она захватывает с «собой какую-нибудь одну вещь — подушку, простыню, одеяло, — и оттого количество ее проходов взад и вперед кажется бесконечным. Я бросаю ручку на стопку неисписанных листов и, демонстративно сложив руки на груди, выжидающе на нее смотрю. Она ловит мой взгляд, но продолжает так же неторопливо стелить постель. Тогда взглядом же я начинаю ее стыдить, и она, видимо, чтобы чувствовать себя уверенной, пытается что-то напевать. В душе я продолжаю бушевать, но в мыслях уже жалею Лидку. Ну, зачем я так, ведь она тоже человек, ей хочется отдохнуть, посмотреть телевизор. Я пытаюсь бороться с этими мыслями: ведь если она будет смотреть телевизор, я не смогу работать, я не напишу того, что должен написать. И опять — не будь эгоистом. Успеется. Тоже мне, подслушал: «Не горюй». «Кошка нашлась». Из-за какой-то ерунды столько неприятностей. Завтра напишешь. А сейчас помирись с женой. Она за курткой стояла.
Словно чувствуя такую мою растерянность, Лидка шепчет:
— Ну давай посмотрим телевизор. Фильм хороший.
— Ладно, — как можно мягче говорю я, — но завтра разбуди меня в семь. Работать буду…
В АПТЕКЕ
Утром я забежал в аптеку купить зубной пасты. Продавщица куда-то отлучилась, у прилавка скопилась небольшая очередь. Передо мной стояли две женщины: высокая, стройная блондинка лет тридцати и жгучая брюнетка такого же возраста, по-видимому, приятельницы. Во всяком случае, беседовали они, как люди, давно знающие друг друга.
— Первая мысль, когда я утром встаю: чего бы выпить? — сообщила брюнетка.
Я с любопытством на нее посмотрел.
— Ну и с чего начинаете? — нетерпеливо заглядывая ей в глаза, поинтересовалась блондинка.
— Обычный набор. Сперва принимаю элениум, чтобы целый день быть спокойной. Потом кофеин, чтоб не уснуть. Но от кофеина поднимается давление, так что приходится выпить раунатин, чтобы после этого чуть-чуть его понизить. Тогда оно в самый раз.
— Не говорите, — подхватила блондинка. — Давление совсем не давит, если его не подхлестнуть. У меня рацион почти такой же. Но я меняю его в зависимости от погоды. Когда идет дождь, я дополнительно кушаю немного димедрола и аспирина. А вообще у меня в последнее время что-то неважно с вестибулярным аппаратом.
— Какие симптомы? — живо спросила брюнетка.
— Как подумаю, что на работу идти надо, так сразу приступ. По утрам вставать с постели не хочется… Вот взяла бюллетень, проверяюсь.
— А что врачи?
— Рекомендует физзарядку.
— Много они понимают! Не физзарядка здесь нужна, а хорошая доза аскорбиновой кислоты, но-шпы и каких-нибудь витаминов. Все перемолоть в кофемолке и по столовой ложке, запивать кагором. Это, кстати, и для желудка полезно.