– И что нам делать, Илья Андреич?
Капитан аккуратно отложил карты и наконец-то удостоил Евстафьева взглядом. Тот склонил голову, хотя и вовсе не трус, наоборот – смел до дури. И в русскую рулетку не прочь, и на кулаках один против троих. Как-то раз зимой в прорубь прыгнул, а ведь и не Крещение было – декабрь. Морозы под сорок стояли. Сразу в толк не взял, что тут не его родная Кубань – околеть можно в миг.
Но везло ему. Дуракам всегда везет. Стало быть, капитан Юрьев не дурак – иначе бы глаз не потерял. Не на войне – туда он как раз из-за увечья и не попал. И даже не на спор, как рассказал отряду. Правда была и скучнее, и позорнее.
– Это ты мне лучше, скажи, Евстафьев, куда вы его дели? Чего мне еще теперь ждать?
Слушая, Юрьев то деланно подпирал кулаком давно небритую располосованную щеку, то хватался за голову да поднимал глаз к потолку. Говорил мало, но Евстафьев пунцовым стал, как нарумяненная потаскуха. Покидал зал городской управы, где по-хозяйски расположился Юрьев, ощущая себя не просто оплеванным – с нечистотами, текущими по венам.
На деле капитан отдал должное наблюдательности, смекалке и находчивости подручного. Только незачем его баловать, вслух это признавая. А то они с поощрения еще что сотворят – хлопот не оберешься.
Но понял ли Евстафьев намек? Хорошо, что есть время, а лишних глаз пока не так много.
Юрьев снял с этажерки бутылку. Вкусом городской голова не отличался – все та же китайская рисовая бурда, что и везде. К счастью, на шестом году она уже не вызывала тошноту и в сортир – который еще попробуй сыщи – не манила. Ловко откупорив бутылку, капитан сделал глоток, присел на кушетку и принялся со скуки листать газеты двухнедельной давности. В городишке была и своя, местная, только отчего-то ее сегодня не занесли.
Телеграфист – его аппарат стоял прямо здесь, в соседней комнате – явился до того, как Юрьев успел набраться. Знатный зануда ежедневно донимал своими заботами.
– Вода подымается, Илья Андреич! – в доказательство он протянул телеграфную ленту, как будто капитан мог что-то в ней разобрать. – С поста передали.
– И что теперь?
– Затопит город. Так и сказано.
Скорее всего, приврал, хотя вряд ли ошибся: все вокруг причитали, обещая небывалое наводнение. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить снежную зиму – местные говорили, что порой за ночь двери заметало и дома приходилось покидать или через верхние этажи, или ждать, когда откопают – и чертовски мокрое лето. Здешняя стервозная речушка регулярно выходила из берегов и в куда лучшие годы – конечно, теперь она совсем взбеленилась.
– Что прикажете, Илья Андреич?
– Запишешь?
Телеграфист юркнул за дверь и через миг вернулся с карандашом и бумагой.
– Так… Пиши, – капитан почесал лоб. – От девятнадцатого августа сего года… Записал?
Тот кивнул.
– Приказываю подъему воды прекратиться.
Телеграфист оторопел – лицо вытянулось. Капитан рассмеялся.
Он не особо боялся потопа, но будь баркас цел – давным-давно бы плюнул на приказы из округа и подался отсюда туда, где посуше. Взял бы на борт пару-тройку тех, кто посмирнее, а потом доложил, что эвакуацию проводил. Но, увы, от судна остались только воспоминания.
Помолчав с минуту, телеграфист откашлялся и робко предложил:
– В Алексеевске стоит «Эсфирь» – огромное торговое судно. Мы могли бы попробовать связаться с ним, приказать подняться к нам и вывести людей, которые хотят уехать. Иначе пароход уйдет, и… Как бы поздно не стало.
Вероятно, городской голова бы так и поступил. Так бы сделал и сам Юрьев, если бы под угрозой находился его отряд. Но на своем нынешнем месте это было чревато. Кого среди первых возьмут на борт? То-то и оно.
Капитан медленно прополоскал водкой рот. Представил, что смакует хороший коньяк – так и делал когда-то, пока не перевели в этот звериный край.