Армейский наган 1895 года. В нем не хватало двух патронов – зато, очевидно, имелись веские причины его скрывать.
Удача была где-то рядом, а с ней и выход, и понимание всего. Сыщик снова сунул руку за подклад.
Ложка. Серебряная ложка без гравировки.
Какой смысл ее прятать?
А следом за ней – перевязанная лентой стопка из пяти конвертов.
Их привезли с собой, судя по иркутскому адресу получателя. А адресованы они были Наталье Романовне, госпоже Яловой.
***
– Что это?
– Ваш револьвер.
– Он не мой. Я впервые его вижу.
– Однако он был спрятан, и я бы сказал, довольно хорошо спрятан, в ваших вещах.
– Где ты рылся, пока я спала. Какой гнусный, грязный ход!
– Я никого ни в чем не обвиняю. Просто устанавливаю принадлежность предмета.
– Говорю же – он не мой. Мне его подбросили.
– Кто?
– Понятия не имею. Здесь же сущий проходной двор.
– Если мы не выясним, чей он, он будет считаться вашим. И кто знает, с чем это оружие может быть связано.
Наталья покачала головой, давая понять, что такие уловки не сработают.
– Хорошо. Вы утверждаете, что он не ваш – и я вам поверю. Вероятно, он и в самом деле не ваш лично, а кого-то из вашей семьи. Например, отца.
Николаев просто метался в догадках – и пусть себе мечется. Главное, никак не реагировать.
– А ведь семейное сходство налицо. Вы весьма похожи на ваших дядю и кузенов. Лишь одно мне неясно: отчего покойный Евгений Федорович вас не узнавал. Или же он делал вид, предварительно договорившись с вами?
– Да вы точно бредите. О чем вы?
Наталья рассмеялась, но смех вышел нервным.
– Я нашел ваши письма. Их написал вам Ялов, Роман Федорович. Как я полагаю, ваш отец.
– Это никаким образом вас не касается. Я не совершила ничего противозаконного, – на сей раз голос прозвучал куда лучше, приятно удивив саму Наталью.
– Если вы не сделали ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться, тогда отчего бы вам не поделиться со мной историей о вашем путешествии в верховья?
– Есть вещи, о которых люди не хотят говорить посторонним. У каждого человека они есть. Возьмем, к примеру, вас. Вы расскажете жене о том, как провели эту ночь?
Сыщик смотрел с усмешкой.
– Я хочу остаться одна. Уйдите, Николаев.
– Хорошо. Продолжим утром.
Кивнув, он сделал шаг к двери, но Наталья остановила:
– Хотите знать, чье оружие? Отца Василия.
В потемках она не видела его лицо, но вопрос прозвучал ехидно:
– И что же делает священник с двадцатилетним армейским револьвером?
Наталья встала с кровати.
– Он стрелял из чего-то в ту ночь. Думаю, из него.
– Почему же вы не сказали сразу?
– Забыла.
– Действительно, о такой мелочи сложно помнить.
– Не стоит говорить со мной таким тоном. И больше мне нечего вам сказать. Хоть нет, есть кое-что. Если продолжите лезть в мою личную жизнь, то как бы не пожалеть. Я подам на вас жалобу, а с учетом того, что мой жених адвокат…
– Спокойной ночи, Наталья Романовна.
Закрыв дверь и подвинув к ней тумбочку, Наталья принялась ходить из угла в угол. Больше ни к чему было изображать самообладание.
Потом, немного успокоившись, достала из ящика стола скомканный лист бумаги, распрямила. Подняла с пола оброненный карандаш.
«Дорогой Сергей, сегодня я продолжаю свое письмо. Мне просто необходимо поделиться с кем-то всем, что так меня тяготит».
Автор приостановил выкладку новых эпизодов