— Ну-ка, подержи ружье!
И, освободившись от лишнего груза, он обрушивал град ударов на голову бунтаря, дерзнувшего ослушаться приказа.
Следует отметить, что и в те времена наши люди опережали свою эпоху. А эпоха была таковой, что за всякую обиду люди вызывали друг друга на дуэль, подсыпали яд в торт или же затевали кулачный бой. Наши люди говорили:
— Да разве Нако Добрин виноват? Мы должны знать, кто стоит за его спиной. Нако Добрин — несчастный горемыка.
Опередившие эпоху люди ясно понимали: за Нако Добриным стоит, почитай, все село, и поэтому каждый судил каждого, ибо каждый был бит другим и посылал нашего ЗД бить обидчика.
Утвердившись в селе в качестве официального мордобойца, ЗД стал еще небрежнее относиться к вверенной ему скотине, но не хотел отказываться от своей исконной должности. И надо вам сказать, в этом отношении он опередил свое время не менее как на половину или три четверти века, однако не смог удержать фору и извлечь из нее пользы.
Все сказанное стало бы намного понятнее читателю, знай он, что наш ЗД был не только пастухом в родном селе Новачене, но и лесным и полевым сторожем в селе Гурково.
Но самое интересное, чти в селе Литаково он был учителем французского языка.
Медленно текло время в ту пору, очень медленно. Только этим можно объяснить, что Знаменитый человек поспевал выгнать скот на выпас в одном селе, отлупить кого следует в соседнем, а к полудню появиться в третьем и спросить у детей:
— Кес ке се?
— Се ля фнетр! — хором отвечали те, кто сейчас мирно посиживает на скамеечках, грея дряблое тело на солнышке, глотает раунатин или посасывает валидол.
— А это кес ке се?
— Се ле табле нуар! — отвечали будущие старики и старушки. Разумеется, их произношение отнюдь не привело бы в восторг Дидро или Вольтера. Однако не будем забывать, когда все это происходило: в далекое и поистине беспросветное время…
Четвертый рассказ о моем деде.
Пишу, читаю, переписываю, перечитываю, расставляю знаки препинания, снова читаю и не могу поверить написанному. Неужели возможно, чтобы в ту дикую, беспросветную пору существовала такая неудовлетворенность достигнутым? Что заставляло пастуха быть еще и сторожем, заниматься обучением сельской детворы, при этом самостоятельно в известной мере изучить великий язык, на котором говорили — каждый в свое время — Дени Дидро, Франсуа Рабле и Максимильен Робеспьер (последний, впрочем, не столь блестяще, как другие, но я упоминаю его здесь по политическим причинам и как «экзампль», то есть в качестве примера)?
Отрывки, кусочки, фрагменты его жизни я предлагаю вашему просвещенному вниманию. Отрывки — по причине отсутствия связи, а отсутствует она, потому что знаменитый дед (ЗД) обычно сваливается, как снег на голову, появляется как мысль, как воспоминание, как голос, исходящий из глубин межклеточного пространства генов. И за это я не вправе на него сердиться — человек давно мертв и уже не может ответить на вопросы, осмыслить сказанное и прийти тебе на помощь. Умершие — чрезвычайно бескорыстны: не поддаются на подкуп и увещевания. Эти качества делают их намного добрее и независимее нас, живых, плавающих по океану сделок с совестью, компромиссов.
Если он долго не появляется, я говорю себе: «Ну что ж. Может быть, то, чего нет рядом, таится внутри самого тебя? Ведь хоть наши деды и покоятся в земле, они присутствуют и в каждом из нас».
И тогда все потихонечку увязывается и становится понятным.
С реалистических позиций абсолютно исключается, чтобы наша родная бабушка Гена не преминула сказануть нечто вроде:
— Нако! Люди говорят, что ты днюешь и ночуешь в Гурково…
— В Гурково я не днюю и не ночую. В Гурково я охраняю поля, одним словом, являюсь официальным лицом.
— А скажи мне, соколик, нельзя ли сделать так, чтобы ты охранял поля в Новачене?
Дед молчит. Чем длиннее паузы в речи человека, тем яснее его слова. После очередной паузы следует ответ:
— Меня в Новачене небольно чтут и уважают. Теперь тебе понятно?
— А-а, не верил, когда я тебе говорила: ты для местных людей все равно, что пустое место, потому что ты — пьяница. Узнают об этом гурковцы, и они от тебя отвернутся!
Еще одна затяжная пауза, клубы дыма над глиняной трубкой с ореховым мундштуком и фраза:
— Мало ли, что обо мне думают в родном селе. Евреи распяли Иисуса Христа за то, что он был евреем. Жил бы он в другом месте, не распяли бы…