— Дурья твоя башка! Что ты хочешь этим сказать?
— Ага, и это я ожидал услышать. Точно так и предполагал. Ты еще не открыла рот, а я уже знаю, что скажешь!
— Как будто я не знаю, что у тебя на языке!
— Ошибаешься. Даже я не предполагаю, что через секунду выпалю, куда уж тебе знать! Неужели ты умнее меня и знаешь меня лучше, чем я сам?
Бабушка была вынуждена признать правоту его слов.
Далее разговор был направлен по заранее намеченному руслу. А русло было таково: моя бабушка, некогда горячо любимая и желанная женщина, по сути, была самой большой помехой в жизни деда. Вернее, не столько она, сколько двенадцать детей, ярмом висевших на шее Знаменитого Деда…
Как только разговор зашел о детях, бабушка из кроткой овечки превратилась в разъяренную тигрицу:
— Разве моя вина в том, что у нас столько детей?
— Ладно тебе, не будем выяснять, кто виноват.
— А все же, кто?
— И ты, и я в одинаковой мере. Однако, не будь тебя, этих детей у меня вообще не было бы. И тогда моя жизнь оказалась бы совсем другой — я стал бы миллионером!
— Еще ни одному пьянице не удалось нажить миллионы!
— Человек спивается оттого, что такая орава детей душит его, вяжет по рукам и ногам, не дает развернуться! Мне и в трех селах тесно, люди стоят передо мною навытяжку, смотрят в рот и ловят каждое слово…
— А то, что дома у нас хоть шаром покати, тебя не волнует? И уважать тебя могут только те, кто не знает, что ты за человек, понял?
— И это мне известно. Я знаю все, что ты скажешь в следующую минуту. Но послушай меня, сестра во Христе! Сейчас я замолчу и боле слова не вымолвлю, а когда исполнится мой план, тогда продолжим сцену.
Это были тяжелые, ядовитые слова. Их-то мой дед никак не мог проглотить, и это толкнуло его на решительный шаг.
Решительный шаг был сделан в преступном направлении.
В то время все было не так, как сейчас. Во всяком случае во многих отношениях. Например, достаточно было переступить черту города, где царили блеск и культура, как человек погружался в атмосферу вековой беспросветной простоты. Простоты и наивности.
Примерно так рассуждал господин Нисим, скупщик шкур диких животных.
Покинув столицу и очутившись в нашем селе в атмосфере святой простоты, он, рассчитывая на свои изящные манеры и суля окружающим кругленькие суммы, заявил в корчме, что дает за одну лисью шкурку десять-двадцать тысяч левов. Подлинная стоимость шкурки лучше всего ведома, пожалуй, лисице, затем закупщику, а уж потом охотникам. Люди же были полными профанами в этих делах, и предлагаемая сумма казалась им огромной. Можно сказать, что господину Нисиму удалось содрать шкуру со всего села за мизерную плату, если учесть, что порция паприкаша (тушеного мяса со сладким перцем и помидорами) стоила сто пятьдесят — двести левов или даже больше — в зависимости от способностей повара.
Заметную помощь господину Нисиму в этом деле оказал наш Знаменитый Дед, который хорошо знал, у кого из жителей трех сел какие шкурки есть, кто согласен продать их и за сколько.
Все это проворачивалось между делом вплоть до того момента, когда бабушка сказала, что его могут уважать лишь те, кто его не знает.
Чем толкнула его на преступление.
Как все было в точности, мы не знаем, известно только, что дед попросил у господина Нисима двести тысяч левов задатка, пообещав ему тридцать пять лисьих шкурок.
Закупщик тут же сообразил, что имеет дело с недалеким, неуравновешенным человеком, погрязшим в болоте жизни. Этот недалекий, неуравновешенный человек сказал, что деньги нужны ему на строительство нового дома, который он намерен оставить своей жене, когда, бросив на нее выразительный взгляд, он молча покинет семью. Законная жена, как выяснилось, совсем его не знает, и посему он более не желает иметь с ней ничего общего. Столько лет прожив рядом с ним, она так и не поняла, что Нако Добрин, то есть он, даже на смертном одре будет нуждаться в уважении. А если человек его не уважает — будь то собственная жена или друг-приятель, — такой человек перестает для него существовать, он его вычеркивает из своей жизни — и все тут. Один живет ради денег, другой — ради женщин, третий — ради власти. Нако Добрин живет ради уважения. Он хочет, чтобы его уважали. Если сейчас г-н Нисим уважит его и даст двести тысяч задатка, все образуется согласно драматургическому замыслу. На месте старого дома поднимется новый, ключ от которого он вручит простой, рано состарившейся, вроде и не плохой, но глупой и недостойной жене Гене, и все тут.